Похороны

— Сколько с меня? — спросил Владимир Николаевич и почувствовал, как пересохло во рту.

Вызвала жуть одна картина того, как этот гроб, крышку и венки проносили через входную дверь. Из кухни, прижав руки к губам, выглядывала притихшая Ирина. Владимир Николаевич старался не смотреть в её сторону. Гроб и венки пронесли в зал и оставили лежащими на полу около кресел.

— Ну, там сами разберётесь. — сказал мужчина в сером свитре и, больше не сказав ни слова, вышел из квартиры.

Владимир Николаевич закрыл дверь, запер замок. Руки его стали потные и тряслись, на лбу выступила неприятная испарина. Он прошёл на кухню и снова сел напротив жены. Она только молчала и не смотрела на мужа.

— Ирин. — сказал он и в голосе отчётливо проступило что-то похожее на вину. — Ирин, о чём ты думаешь?

Она досадливо махнула рукой.

— Держи себя в руках, Вова. — устало произнесла она, пропустив его вопрос. — Сейчас, ради всего святого, держи себя в руках.

— Я буду себя держать в руках. — тоже негромко сказал Владимир Николаевич, но таким тоном, будто сам мало верил в это. — Ну а ты не суйся, когда я с него буду спрашивать.

Он нахмурился и взял в руки очередную за этот вечер сигарету. Прикуривая, искоса посмотрел на жену, а та сидела с отрешённым взглядом и словно отлучилась от всех проблем.

— Я так и знала. — полушёпотом проговорила она в пространство. — Я так и знала… Знаешь, Вов, мне кажется, что сердце матери не обманешь ни отговорками, ни враньём, ни лживыми оправдываниями. — Помолчав, она добавила. Что нам сейчас следует делать, наверное никто не знает.

Когда последние клубы дыма от сигареты Владимира Николаевича рассеялись в воздухе кухни, в прихожей открылась входная дверь и на пороге появился их сын. Ирина, как только услышав, что пришёл Мишка, тут же не сдержавшись беззвучно заплакала, а Владимир Николаевич только стиснул зубы. Тем временем Мишка снял с плеча рюкзак и вяло расшнуровывал кроссовки.

Он вошёл в кухню и замер на пороге, увидев мать в слезах. Ирина, не сдержавшись, вдруг кинулась к сыну, обхватила его руками.

— Мишенька. — начала она сквозь слёзы. — Мишенька, что же нам делать теперь? — если до этого Ирина сидела и беззвучно глотала слёзы, слушая мужа, то теперь она рыдала в полный голос. — Мишка, зачем ты стал наркоманом!!!

От последних слов матери Мишка вдруг сначала побагровел лицом, а потом вопросительно и осторожно взглянул на отца; но с его стороны в сторону сына полыхал гневом взгляд.

— Садись. — твёрдо сказал отец.

Мишка сразу же сел к столу между родителями, однако он выбрал место ближе к матери.

Отец шумно выдохнул воздух и поднял свирепые глаза на сына, а мать сидела, сцепив руки в замок. Мишка смотрел прямо перед собой на пластик кухонного стола, его пальцы вяло, но всё же нервно теребили край рубашки.

— Рассказывай. — отрывисто произнёс отец, внимательно разглядывая профиль сына.

Мишка еле заметно шевельнулся.

— О чём? — хрипло задал он совершенно бесполезный вопрос.

Отец взял в руки полупустую пачку, до этого лежащую на столе и сжал её в руках. Далее он начал кричать.

— О квартире! об уголовном деле! о том, где вас взяли! о милиции! об убийстве! о наркотиках! обо всём!

Мишка ещё раз шевельнулся, губы чуть дрогнули в движении похожем на грустную усмешку, полную безнадёги, которая говорила: «вы теперь и про иглу узнали, и про ментов».

— Нечего там рассказывать. — сказал Мишка. — я там совсем непричём.

— Рассказывай. — прошипел отец и пачка захрустела в его руках. — Давай я тебе помогу: Ты вляпался по самые уши. Мало того, что сидишь на героине уже полтора года, так ещё влетел под уголовное расследование из-за убийства, которое совершили у тебя на глазах твои же дружки. — Владимир Николаевич чувствовал как снова внутри начинает раскручиваться неудержимая пружина ярости, медленно лишающая его контроля и сознательности. Рассказывай всё с самого начала! Ты сидишь перед своей матерью и отцом, щенок! Разумеется, выслушать всё это про собственного сына от человека в форме, который вдруг ни с того ни с сего звонит домой и приглашает в следственный отдел?! Тебя посадят, Миша и я не стану этому противиться, и мать не станет!

Мишка ухмыльнулся теперь ещё отчетливее.

— Не посадят. — сказал он, не поднимая головы. — Я там по делу прохожу только как свидетель, а не подозреваемый… или как это… обвиняемый.

— Молчать! — выкрикнул отец и даже привстал с табуретки. — Это для тебя выставлена аккуратная марочка «свидетель». Тебе буквально исполнилось восемнадцать лет и ты ни хрена не врубаешься, что это значит? Тебе светит решётка, но это меня совершенно не волнует… Можешь выкатываться прямо сейчас из дома и чтобы больше тебя ни я, ни мать не видели здесь! — Владимир Николаевич кричал в полный голос, угрожающе взмахивая руками. — Понял меня, щенок? Понял?!

Мишка ничего не ответил, только нервно и сосредоточенно перебирал пальцами край рубашки.

— А теперь расскажи про свою наркоту. — словно приказал отец. — Это правда, что ты колешься?

Мишка потёр нос рукавом рубашки и искоса взглянул на мать.