Она поцеловала меня в губы крепко, до боли сдавив их. А когда все же отпустила, уставилась влажными глазами. Ожидая ответа.
Что я мог ей сказать? Что некогда истощенный войной город вымирал, и тогда оставшиеся без мужчин женщины взмолились в едином порыве? Благородные и нищенки, немощные старухи и девочки, у которых только-только пошла кровь, верные жены и последние распутницы – все они вопросили в Бытие. Их молитва была сосредоточенной. Песчаная буря могла замести их дома из кирпича-сырца, и они не заметили бы этого, пока песок не забил бы им легкие и они не перестали дышать. Говорят, их духовная сила обрела такую мощь, что сам Сет, злобный бог пустыни, долго избегал появляться на востоке Нила. Потом тет-а-тет он признался мне в истинной причине: боялся что затрахают. Как бы то ни было, с тех пор звезды над городом сменили свое положение, снесенные страшным космическим колебанием, вышедшим из женских сердец. Женщины исступленно просили Бытие дать им спасение. Дать им замену почившим мужьям.
Дать им
И Бытие в ответ породило меня. И глинобитный город наполнился стонами женщин. Сотни и сотни их я сношал без устали. Чтобы справиться, мне пришлось разделиться на десятки двойников, как почкуются грибы. Смесь моей спермы с женским соком стекала между ног каждой жительницы. Улицы наполнись душным запахом соития. До самых крыш клубился туман, образованный при испарении пота на горячих двигающихся телах. Днями и ночами зрелые женщины стонали, девочки с только что пробившимися на лобках волосами плакали слезами радости, старухи, почти угасшие, но еще не потерявшие вкус к жизни, хрипели иссушенными ртами, как вороны. Это был новый тип молитвы, которая почти перенесла жительниц за грань миров, туда, где плоть бессмертна, ибо умирает и рождается вновь и вновь, в бесконечном слитном оргазме. А затем глиняные стены наполнились детскими криками. И город Коптос возродился.
Конечно, всего этого я не сказал. Я сказал:
- Спасибо, миледи, но у меня уже есть работа. Я – бог сношения.
Я почувствовал боль в груди, словно домом придавило. Со стоном рухнул на спину. В глаза ударило мерцающее голубое свечение – оно покрывало все тело Инеи точно вторая кожа. Просвечивающие под пеньюаром соски тоже светились. Только глаза горели другим цветом –женской боли и ярости.
- Я прикончу тебя, - пообещала девушка.
- Как подло, - прохрипел я. – Ни себе, ни людям.
- Ты еще успеваешь произнести последнее слово, раб, - с восторгом назвала меня она так. Ее полыхающие голубым светом пальцы сжались, следом что-то хрустнуло внутри меня.
- И это мать моего ребенка? – сокрушенно прошептал я, сплевывая выступившую на губах кровь.
Глаза девушки растерянно округляются. Миг осмысления, и Инея пытается сбросить раздавливающие меня щиты. Но уже поздно – медальон под платьем обжигает кожу раскаленным металлом. Амулет почувствовал угрозу моей жизни и сейчас шмальнет. Какая будет отдача для Инеи, я не знаю, но ребенок, мой ребенок, не должен…
- Не подходи! – ору. – Пошла нахрен!
Блюя кровью, я рвусь прочь в тисках ослабших, но не исчезнувших барьеров. Падаю с кровати на пол, мерцающие вокруг лица голубые огни прерываются желтыми всполохами. Амулет уже начал действовать. Ползу изо всех сил как можно дальше от Инеи. Что-то впивается в руку, льется кровь. Блядь, это осколки стаканов. Разлитый виски обжигает рану в то время, как амулет обжигает грудь. Дионис, Квасура, Браги, я не знаю, кто из вас, алкашей-богов, придумал это щиплющее пойло, но когда узнаю, найду тебя и закопаю.
Желтый свет заполнил комнату. Брызнуло стекло окна, деревянная отделка стены разлетелась в хлам. Обнажился грубый камень. Силу, нацеленную меня раздавить, амулет перенаправил в сторону. Но, слава Нилу, не в ту сторону, откуда я слышал женский плач.
Легким больше ничего не мешало. Барьеры исчезли окончательно. Я вынул осколок стакана из руки и потерял сознание.
Очнулся в бараке с перевязанными бинтами рукой и грудью. Вира сидела у меня в ногах.
- Проснулся, кобель, - сразу накинулась гномиха на меня. – Доведешь же себя так до могилы, наш Великий Трахатель.
- Почему тут пусто? – огляделся я, приподнявшись на койке. Несмотря на ночь, в бараке не было ни гоблинов, ни гномов, только Йорд и Хела рычали в объятиях друг друга на сдвинутых вместе трех койках через два ряда. Йорд нехило так драл орчанку сзади, намотав ее волосы на кулак и заставляя изгибаться так, чтобы его члену удобно было вколачиваться.
- Освободила твоя высокородная всех, - пояснила Вира. – В благодарность не знаю уж за что: за спасение лорда или за то, что ты ее трахал. А нам четверым еще и шмотки пригнала да по мешку золота одарила. Но ты вот дрыхнешь целый день, и мы уйти не можем.
Только сейчас заметил на Вире длинную шерстяную тунику и кожаные полусапожки.
- Тебе идет, - сделал я комплемент.
- Ага, - заулыбалась гномиха. – Наконец промежность прикрыла. А то вся щель была напоказ выставлена, будто приглашая любого желающего. Ты-то как? Знахарка Инеи тебя долго обхаживала, даже лекарств с примочками не пожалела, как в прошлый раз с Йордом.