Я оказался не так уже и изранен. Ребро или два явно треснули, и рука глубоко проколота в месте без вен и хрящей. Но идти мог хоть сейчас. У меня перед глазами встало залитое голубым мерцанием лицо Инеи. Полные боли глаза.
- Завтра с рассветом выходим, - сказал я, поднимаясь и натягивая подаренные мне рубашку со штанами. – Передай Хеле и Йорду, как они закончат.
- Опять к леди поперся? - упрекнула Вира. – Тебя вчера еле живого принесли. Ваши игры в госпожу и раба прикончат тебя!
- Тогда ты сможешь купить на мое золото себе побольше нарядов, - сказал я и, увидев насупившееся лицо Виры, сразу замахал рукой. – Шучу, шучу.
Стражники пустили меня в замок без сопровождающих надсмотрщиков. Теперь я у них был почти за своего. Они тыкали в меня локтями и смеялись.
- И дочку и мачеху отчпокал? Вот молодец! А сейчас снова идешь засаживать дочке?
Я скромно и молча улыбался. Не люблю хвастаться связями с женщинами, но и отрицать правды неправильно.
В опочивальню Инеи я не стучался, просто толкнул дверь и вошел, как должен входить отец ребенка под ее сердцем. Девушка лежала спиной ко мне, на ней теперь был не прозрачный пеньюар, а простая рубаха на голое тело, что выглядело еще соблазнительнее. Внезапно Инея села и обернулась. Взгляд припухших, не верящих глаз остановился на мне. Бусинки слез блестели в полутьме.
- Ты еще не покинул барак?
- Завтра, - сказал я, шагая к ней. Она вытерла лицо, хлюпнула носом.
- Почему пришел сюда?
Я сел на мятую постель, глянул на разбитое окно. Осколки смели, но новую раму еще не поставили.
- Чтобы ответить на твои вопросы.
Она судорожно обняла руками себя за плечи.
- Я… беременна? – она спрашивала меня, потому что было больше некого.
- Ты уже знаешь, - улыбнулся я. – Спроси то, что еще волнует тебя.
Уголки ее губ опустились. Она всхлипнула.
- Ты … ты ненавидишь меня? Презираешь? – и зажмурилась как ребенок, боясь услышать ответ.
Я погладил Инею по голове и притянул к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, прижалась щекой к моему плечу, зарылась носом в мой запах.
- Даже если бы хотел, у меня бы не вышло, - сказал я, расстегивая пуговицы на ее рубахе. Крепкие груди выпрыгнули наружу. – Ведь я бог любви, а не ненависти и презрения.
Мы поцеловались, и сразу же Инея откинулась назад, стягивая белье с бледных ног. Я завозился с завязками штанов, успел отвыкнуть от них. Инея хихикнула глядя на мою замешку. Когда же все преграды между нашими телами были преодолены, девушка обхватила горячими бедрами мою талию, и я вошел туда, где обильная смазка чуть ли не кипела от возбуждения.
Я месил девушку как молотом, тяжело дыша, иногда рыча при сильных толчках. И кончил прямо в нее, казалось, заполнив влагалище под завязку. Инея лежала распластанная и обессиленная. Несмотря на то, что она только что кончила, желания в ней не убавилось. И у меня тоже: опавший член прямо внутри нее стал расти, опухая и раздвигая упругие стенки. Я немного покачался, потом перевернул леди и стал трахать ее сзади.
- Скорее…да-а...- мычала Инея, вбиваясь лицом в подушки. – Ох…ох..
Не помню, сколько раз за ночь мы кончили, но Инея ходила утром враскорячку, а у моего жезла натерлась головка – под конец даже обильная смазка не спасала, так мы разошлись.
Она проводила меня до двери покоев. Прощальный поцелуй, последний взгляд в ее снова плачущие глаза, и я захлопнул дверь.
В моей голове всплывали грустные лица женщин, что не смогли без боли в сердце расстаться со мной. Инея, Кучика, еще сотни, еще тысячи других. Провожая меня в этот мир, Нуб сказал, что я никогда не исправлюсь. И он прав, ведь я олицетворяю мужскую плодоносящую силу. Как дикий жеребец покрывает всех кобыл на равнине, как лев живет в гареме из множества львиц, так и я не вправе выбрать одну любимую. Ибо я Господин всех женщин и люблю их всех. Таким я нужен был вымирающему городу, затерянному в песках. Таким меня родило Бытие на его призыв.
Таким меня познают как можно больше женщин этого мира. Человеческие ли особи, или орчанки, или эльфийки, или гномихи, или троллихи - неважно. Я готов благословить вас всех. Аминь.
ИнтерПРЕлюдия: Разрушитель мира
В прошлом мире его называли и Разрушителем, и Милостивым, и Синешеим, и еще ста пятью именами. Его огромный лингам внушал женщинам настолько безумный страх, что только увидев эту громаду, они падали в обмороки. И в то же время их не могло не тянуть к символу божественной мощи, как мотыльков к костру. Нутро их испуганно сжималось и возбуждалось еще больше. Про мужчин и говорить не стоит: при Милостивом колени их подкашивались, головы самопроизвольно склонялись, горла сдавливало. Сами боги боялись лишний раз потревожить Разрушителя.