Похождения хитрого Соленопсиса

— Хмы, — ответил пастух и вопросительно посмотрел на странную ношу мальчика.

— У меня тарбаган, — похвалился Ачжок.

— Хмы, — сказал пастух и пожал плечами.

— И его сам поймал!

— Хмы.

— Хотите посмотреть? Вот! — И мальчик, подойдя к пастуху, приоткрыл мешок.

Пастух долго смотрел сверху вниз, потом переложил плетку из правой руки в левую и освободившейся правой рукой полез под фуражку — в затылке почесать.

Ачжок смотрел на него с надеждой; ему, видно, очень хотелось, чтобы его похвалили.

— Хмы, наконец сказал пастух. — Он весьма маленький. Конечно, у него мягкое мясо… Но мало! А шкуры хватит только на одну рукавицу… ну, и еще ни один палец для второй рукавицы. Ты поспешил с ловлей, надо было дать ему вырасти.

— Но я поймал его не для мяса…

— Хмы? — удивился пастух.

— Я буду его учить. Разным фокусам! А потом… подарю в зоопарк!

После этих слов Ачжока пастух перестал смотреть в мешок, переложил плетку опять в правую руку и, подняв голову вверх, будто интересуясь, не появились ли на небе тучи, сказал;

— Однако ты еще глупый. Овцу не видал?

Обиду, нанесенную настоящим джигитом, пастухом, вытерпеть трудно. Ведь если сказал джигит, значит, так оно и есть — тут не поспоришь и даже не ответишь. Слово джигита — закон. И если джигит сказал, что ты глупый, то твое дело самое последнее, лучше бы ты и на белый свет не родился.

— Но как же?.. — пробормотал Ачжок, изо всех сил моргая, чтобы, чего доброго, из глаз слезы не выкатились. — Как же так? Он будет меня слушаться… Я назвал его Кадыром…

Пастух, все еще осматривавший небо, так резко опустил голову, что с нее чуть фуражка не слетела.

— Кадыром? Хмы! Однако странно! — И вдруг он захохотал; сначала из его горла вылетали какие-то звуки, вроде «хмы-ха», но потом ненужные «хмы» выпали, и совершенно явственный, зловредный хохот раскатился по горам; эхо его подхватило, покатило… — Кадыром! Ха-ха-ха-ха! Кадыром назвал тарбагана, а мы, несчастные пастухи, даже лошадям не успеваем давать клички! Ха-ха-ха-ха! У меня пропала овца по имени Маргарита! Ой, не могу!

Ачжок не смог вынести такого издевательства. Он бросился бежать и бежал до тех пор, пока накатывалось на него сзади эхо: ха-ха-ха-ха!

Когда все стихло и он пошел шагом, его настроение все-таки улучшилось. Пусть себе смеется кто хочет, а он от своего не отступится: выучит Кадыра забавным фокусам, и они поедут куда-нибудь далеко-далеко, может быть, в Бийск, а может быть, даже в Москву. И будут выступать в цирке, и их когда-нибудь покажут по телевизору. Тогда эти все пожалеют о своем смехе!

Ачжок остановился и приоткрыл мешок.

— Кадыр! Кадырчик, салам! И совсем ты не маленький, а почти совсем взрослый. Вон какой тяжелый — у меня все руки устали! Да ты не сердись, не надо, я тебя в обиду не дам, я тебя кормить буду.

Но тарбаган ничего хорошего от мальчишки не ждал и никаким ласковым словам не верил. Он извивался на дне мешка, фыркал, шипел и один раз, когда отверстие наверху показалось ему достаточно большим, едва не выпрыгнул.

«Конечно, — думал Ачжок, — в мешке плохо. Попробовали бы кого-нибудь из вас туда посадить! Ой! А ведь он подумает, что я нарочно его мучаю, и никогда меня не полюбит!»

И Ачжок, торопясь облегчить участь пленника, припустился по тропинке.

Вскоре ущелье с речкой кончилось, и открылась широкая, гладкая долина со множеством небесно голубевших озер. Возле одного озерка стояли три юрты — аил.

Аил временное селение. Когда пастухи гонит стада на летние пастбища, они везут с собой разобранные юрты, чтобы установить их в удобной близости от своих подопечных. Юрта совершенно не похожа на брезентовую палатку. Она строится на деревянном каркасе, снаружи ее покрывают большими кусками войлока, а внутри она обычно вся в коврах. В жару внутри юрты прохладно, а если нагрянет непогода — тепло. Раньше на Алтае в юртах жили летом и зимой, но теперь, когда повсюду настроены деревни и поселки с крепкими домами, юртами пользуются только пастухи, кочующие со скотиной. Соберутся два или три пастуха со своими семьями и помощниками, поставят юрты рядом вот и аил.

И еще Ачжок увидел грузовик, который колыхался, подъезжая к аилу. A потом и отца заметил, который забрался на крышу юрты и снимал оттуда куски войлока.

Все это означало отъезд, откочевку, а еще и то, что влетит пареньку: без спросу удрал в такое горячее время! Взрослые, когда переезжают, всегда излишне волнуются вместо того, чтобы радоваться. Наверняка и пастух, встретившийся Ачжоку, из-за переезда был настроен столь критически. Ведь ему пришлось отправиться на поиски овцы, когда и без того забот по горло…

Запыхавшись, Ачжок подбежал к аилу. Отец, увидев сына, погрозил пальцем. Мать тоже накинулась:

— Где это ты пропадаешь? Разболтался совсем!

— Мама, у меня тарбаган, — сказал Ачжок.

— Какой еще тарбаган?! Брось сейчас же! Собирай вещи!

Бросить — это значит отпустить тарбагана. Такое никак не входило в намерения Ачжока.

— Я… Я сейчас! — И он шмыгнул за юрту.