Похождения одного матроса

Но на большом столе, накрытом опрятной клеенкой, уже стояло пять приборов и около них пять больших чашек для кофе. На чистых салфетках у приборов были различные кольца; только на одной не было. Чайкин догадался, что последний, поближе к краю стола, прибор поставлен для него, и сел за стол.

Несколько минут просидел он, не зная, у кого спросить кофе.

Наконец из соседней кухни вошла старая негритянка в ярком пестром платье и с бусами на шее и сказала:

– Здравствуйте, Чайк. Хорошо ли спали? Отчего не спрашиваете завтрака? Я тут рядом на кухне… Хотите завтракать, конечно?

– Пожалуйста! – отвечал Чайкин, здороваясь с негритянкой.

Негритянка ушла и вернулась с блюдом горячей ветчины, миской с картофелем и поджаренным хлебом. Затем принесла кофе и горячее молоко, налила в большую чашку и, присаживаясь на стул, торопливо заговорила:

– А товарищи еще спят. Сегодня воскресенье, и хочется подольше поспать. Не правда ли, Чайк? Вы только рано встали. А завтра еще раньше встанете… Завтрак готов у меня с пяти часов утра… Кушайте на здоровье, Чайк…

Кушайте!. Хозяйка любит, чтобы рабочие джентльмены ели больше! – весело и добродушно трещала, видимо, болтливая и экспансивная негритянка.

Чайкин ответил, что он с удовольствием завтракает.

– И слава богу, Чайк… И, верно, будете много есть.

Здесь воздух здоровый, Чайк… И вас давно ждали сюда…

Адвокат из Фриски писал нашей миссис. Кухарка из ранчи говорила. А я здесь кухарка… Меня зовут Сузанной, если вам нужно знать, как меня зовут… Я давно у миссис Браун живу и давно свободная негритянка. Миссис Браун и купила меня в Нью-Орлеане, чтобы дать мне свободу… О, какая добрая миссис… Я нянькой у мисс Норы была, когда она была вот такой маленькой! – прибавила Сузанна, показывая своей пухлой рукой на несколько футов от пола, чтобы показать, какая маленькая была Нора. – Добрые они обе… Спаси их господь!. А вы, Чайк, что же ветчины не едите? Или не нравится вам?

– Напротив, очень. Но я сыт…

Сузанна унесла блюдо и, вернувшись, предложила

Чайкину выпить еще чашечку.

Чайкин отказался. Он вполне доволен. Больше не хочет.

– Так, с вашего позволения, я поставлю кофе и молоко на плиту. Скоро и наши придут завтракать… Вы подождите, Чайк… Познакомитесь…

Через минуту Сузанна уже снова затараторила: сперва вкратце изложила свою автобиографию, всплакнула о сынке Томи, умершем от горла, рассказала, что муж где-то пропадает по свету, но, верно, в конце концов вернется к своей старухе Сузанне, и затем стала расспрашивать, откуда Чайк и давно ли в Америке.

Чайкин удовлетворил жадное любопытство негритянки, и, вероятно, его откровенность была одной из причин расположения Сузанны к новенькому на ферме.

Сузанна в виде особенной любезности сказала:

– Я вам дам новое кольцо на салфетку, Чайк… Вы не брезгаете поболтать с Сузанной?. А другие не очень-то любят меня слушать… Особенно старый Вильк… Он хороший человек, но больше молчит… все молчит… А зачем человеку молчать? Язык на то и дан человеку, чтобы он говорил… Не правда ли, Чайк?

Чайкин деликатно согласился. Однако все-таки прибавил, что очень много говорить не всякие умеют.

– То-то и я говорю, что не умеют. И это нехорошо, Чайк.

Чайкин промолчал.

– Кто не умеет много говорить, значит тот много думает…

– Так разве это дурно?

– А кто много думает, тот и на дурное додумается!. Я

заметила… Мой бывший хозяин, плантатор, все молчал…

Зато и как жесток был с неграми, если бы вы знали, Чайк!..

В эту минуту вошел молодой Фрейлих, приодетый по-праздничному. Он пожал руку Чайкину, любезно кивнул головой негритянке и проговорил с веселым смехом:

– Уж Сузанна, верно, заговорила вас, Чайк… Сузанна милая особа, но такой болтушки, как она, я еще не видал…

Вы не сердитесь, Сузанна, и дайте мне позавтракать. А

Чайкин в другой раз будет вас слушать.

– Он любезный молодой человек… Он умеет выслушать старую женщину… Не то, как многие другие… Сейчас подаю вам… Сейчас, мистер Фрейлих!

Вслед за Фрейлихом вошли трое рабочих фермы.

С двумя из них Чайкина познакомила мисс Нора еще вчера. Они крепко пожали руку своего нового товарища и сказали ему несколько приветливых слов.

Третий был высокий и крепкий старик, с красивыми чертами сурового лица, изрытого морщинами, с длинной бородой и большими темными глазами под клочковатыми седыми бровями. Взгляд умных и серьезных глаз был задумчив и грустен.

– Вильк! – произнес он сдержанным, словно бы сердитым тоном, протягивая Чайкину свою большую мускулистую руку.

– Чайк! – ответил русский матрос.

Вильк затем не произнес ни одного слова. Он молча завтракал, по-видимому не обращая ни малейшего внимания на разговоры и смех других сотрапезников.

Фрейлих болтал с Чайкиным.

Он рассказал, что приехал из Пруссии. Он был дома рабочим на угольных шахтах. Было тяжело, и он еле-еле кормился. По счастию, тетка оставила ему наследство в тысячу марок, и он решил искать счастия в Америке.

Прогорел на золотых приисках и нашел место на ферме.