Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица

— Very well! Do you speak Russian?

— Yes. And are you?

— И я тоже!

— Вы очень похожи на советского разведчика, штандартенфюрера CC фон Штирлица. Это вы?

— Нет, это не я. Я — полковник Исаев. Вы меня с кем-то перепутали.

— Говорите громче, ничего не слышно, — заорал президент, когда мимо Белого дома проезжал советский танк.

— Что?!

— Говорите громче!

— У вас тут наши танки ходят! — порадовался Штирлиц за свою Родину.

— Это подарок из Москвы.

— Говорите громче!

— Что?

— Говорите громче! — надрывал глотку Максим Максимович.

— Вы ко мне?

— К вам.

— По какому вопросу?

— Говорите громче!

— Что?!

— Говорите громче, ничего не слышно!

— Я тоже ничего не слышу! — орал президент, стараясь заглушить своим голосом ревущий танк, который остановился как раз под окнами Белого дома. Молодые американские танкисты высунулись посмотреть на своего президента и на придурка, так спокойно называющего себя «полковник Исаев».

Максим Максимович, решив, что в таких условиях вести переговоры с главой правительства США невозможно, вытащил из правого кармана галифе разрывную гранату, выдернул кольцо и c криком «Ура», бросил в танк.

Танкисты, как зайцы, разбежались врассыпную, а на месте, где раньше стоял танк, образовалась глубокая воронка.

— Отличные у вас гранаты, — угрюмо сказал президент и прикусил себе язык.

— Не жалуемся, — радостно сказал Штирлиц, вытирая сажу со лба.

— Так вы ко мне?

— К вам.

— По какому вопросу?

— Послушайте, господин президент, я в разведке не первый год, и не привык разговаривать с лицами вашего ранга, черт подери, стоя, как идиот, внизу, под окнами!

— Что вы предлагаете?

— Может, я поднимусь к вам, наверх?

— Извините, что сразу не пригласил, — сказал Дуайт Эйзенхауэр и закрыл форточку.

Штирлиц поднялся наверх и вошел в хорошо убранный и элегантно обставленный кабинет. Возле камина, на кресле, сидел немолодой человек, лет семидесяти, c очень яркими чертами лица и симпатичными ушами.

«Президент», — догадался Штирлиц.

«Штирлиц», — понял президент.

Два великих человека понимали друг друга без слов. Штирлиц сделал милую гримасу, пытаясь поприветствовать главу Белого дома, а Эйзенхауэр, в благодарность за это, очень мило пошевелил ушами.

«Хитрец», — подумал Эйзенхауэр.

«Хитрюга», — подумал Штирлиц.

Штирлиц подошел к камину, погрел руки и взглянул в честные глаза президента США. Президент ответил тем же. Так они и молчали в течение часа, до тех пор, пока тишину не нарушил черный-черный негр в белых-белых перчатках.

«Лакей», — сообразил Штирлиц.

«Штирлиц», — недвусмысленно подумал лакей.

«Откуда он меня может знать?» — подумал Штирлиц.

«От верблюда!» — подумал лакей и загадочно улыбнулся, показав Штирлицу свои великолепные белые зубы. Затем он тихим шагом подошел к президенту и что-то шепнул ему на ухо. Эйзенхауэр легким движением руки дал ему понять, что он может быть свободен и, обращаясь к Штирлицу, сказал:

— Мне только что сообщили, что пятнадцатого сентября к нам прибудет глава вашего правительства. Вы, наверное, по этому поводу пришли ко мне?

— Как вам сказать?

— Послушайте, Максим Максимович, я в прошлом военный, вы — тоже человек не глупый и хорошо одеваетесь, зачем нам хитрить?

— Я просто хотел сказать…

— Вот этого не надо.

— Ну, тогда…

— А зачем?

— Чтобы не осложнять…

— Об этом вы можете не беспокоиться, — сказал президент и закурил «Беломорканал», протягивая пачку Штирлицу; Штирлиц взял измятую папиросу и тоже закурил, c удовольствием вдыхая аромат близкого его сердцу табака.

— Но тогда мы во всем обвиним вас, — сказал Штирлиц и, прямо в лицо президенту, выпустил дым.

— Нас? — покашливая, спросил президент.

— А кого же еще?

— Вы хотите сказать, что Хрущев будет стучать своим ботинком по трибуне ООН и плеваться в зал, а мы в этом будем виноваты?!

— C чего вы взяли, что он будет стучать? — недоумевая, спросил Штирлиц.

— А что же по-вашему он будет там делать? — высморкавшись, сказал Эйзенхауэр.

Штирлиц пренебрежительно посмотрел на него, тоже высморкался и ответил:

— Никита Сергеевич, расстрендить Кузькину мать, будет произносить речь за мир и процветание во всем мире!

— Какую мать?

— Кузькину мать!

— Вы что, надо мной издеваетесь?! — возмутился Эйзенхауэр.

— Простите, я не хотел вас обидеть, — потупив глазки, сказал Штирлиц. — Это русский сленг и любимое выражение Никиты Сергеевича.

— А-а-а! — протянул президент.

Прошел еще один час. Тот же лакей принес кофе. Штирлиц отпил глоток и его чуть не вырвало.

— Что это за гадостью вас поят?! — возмутился он.

— Это же кофе, — извиняясь, сказал лакей.

— Меня таким суррогатом даже в нацистских застенках не поили! — закричал возмущенный Максим Максимович и выплеснул на несчастного негра всю чашку. Тот что-то пробормотал на уругвайском языке с легким перуанским акцентом и, еще раз извиняясь, вышел.

Эйзенхауэр тоже извинился перед Штирлицем. Штирлиц простил ему и не стал доставать свой любимый кастет.

«Классно было бы, если бы я врезал ему!» — подумал полковник Исаев.

«Руки не доросли!» — подумал президент США, а вслух сказал: — Максим Максимович, мы с вами умные люди и зачем осложнять отношения из-за какой-то чашки кофе?