Похождения соломенной вдовы

Как выяснилось позже, труба, в которой меня замуровали, находилась на пустыре, где жители близлежащих домов выгуливали своих четвероногих питомцев. И моя собака была вовсе не бездомной. У нее имелся хозяин, который вместе с приятелем, у которого, в свою очередь, тоже была собака, дефилировал в столь поздний час по этому самому пустырю. Оба мужика спокойно шли себе протоптанной тропинкой и тут увидели, что собака стоит возле трубы и рычит.

— Ну все, какая-нибудь крыса, — вздохнул хозяин. — Теперь, пока не пролезет в эту чертову щель, не утащишь. Что там, Джим?

Хозяин Джима подошел к трубе и одним рывком отбросил фанеру в сторону. К несчастью, я не слышала его диалога с питомцем. Все это время я готовилась к атаке.

В голову мне пришла гениальная мысль, что собаку может напугать только другая собака — больше ее размером. Я собиралась изобразить эту большую собаку. Когда фанера отлетела в сторону, я восприняла это как знак. И прямо на четвереньках с громким лаем выскочила наружу, как можно страшнее оскалив зубы. По-моему, у меня изо рта при этом даже капала слюна.

Джим зашелся лаем, а его хозяин, отпрыгнув в сторону, зацепился за что-то ногой и грохнулся оземь.

— Господи, что это? — тонким голосом закричал его приятель.

Не обращая на них внимания, я продолжала гавкать, потому что видела перед собой только собачью морду.

Джим кидался ко мне, потом отпрыгивал назад и снова кидался.

— Ах ты, скотина! — не выдержала я, переходя на человеческий язык. — Не видишь: я больше тебя? Я страшнее! Фу, уходи!

— Миша! Это женщина!

Миша поднялся, потирая ушибленную ногу.

— Бомжиха какая-нибудь, — злобно сказал он. — Прекрати лаять, дура! А то мой пес тебе нос откусит.

Он схватил Джима за ошейник и оттащил в сторону.

Вторую собаку его приятель взял на поводок. Я наконец смогла подняться на ноги.

— Мальчики! — сказала я. — Никакая я не бомжиха, а просто несчастная девушка. Помогите, а? На меня напали и затащили в трубу. Ограбили, — приврала я. — Камнями завалили.

— Вот блин, — сказал Миша с досадой. — Этого еще не хватало!

— От нее не пахнет? — с подозрением спросил его приятель.

— Пахнет духами. Хорошими, — неохотно признал Миша и спросил уже более миролюбиво:

— Чего вы от Нас хотите-то?

— Выведите меня на шоссе и поймайте машину. А то у меня нет сил. И голова кружится…

У меня действительно стала кружиться голова. То ли от вина, то ли от удара по темечку, то ли от общего потрясения. Мужчины не стали спорить и сделали все, как я просила. Миша даже поддерживал меня под руку, пока мы пробирались через грязь. Обе собаки тут же забыли обо мне и весело бежали впереди, обнюхивая всякий приличный куст. Машина долго не ловилась. За это время я успела рассказать новым знакомым о себе и даже обаяла их. Так что когда наконец какой-то левак подрулил к обочине, Миша попросил приятеля приглядеть за Джимом, решив проводить меня до дому самолично.

Благо мы находились от него минутах в пятнадцати езды.

Вечер мог бы закончиться вполне ничего. Но раз уже со мной начались неприятности, нечего ждать, что они вдруг неожиданно закончатся. В машине мне стало форменным образом плохо, и я отключилась. Оба мужика — шофер и мой сопровождающий — не придумали ничего лучшего, как остановиться возле первого попавшегося милиционера и спросить у него совета, рассказав, что на меня напали. Если бы не нападение, думаю, меня отвезли бы в больницу. Но поскольку речь шла об ограблении, милиционер, недолго думая, позвонил в ближайшее отделение, и меня транспортировали прямо туда. Ближайшим, понятное дело, было то самое отделение, которое находилось прямо возле моего дома.

Как говорится, нет худа без добра. Зато я узнала наконец фамилию капитана, с которым в последнее время судьба сталкивала меня с завидным упорством. Именно он привел меня в чувство — с помощью банальной ватки, смоченной нашатырем.

— Опять вы! — пробормотала я, приоткрыв глаза. — Или я брежу?

— Нет, это действительно я! — радостно сказал капитан. — Сижу и думаю: что-то дежурство у меня какое-то больно спокойное. Не к добру. А тут — на тебе! Везут!

Я приняла вертикальное положение и, моргнув, спросила:

— Вы что, протокол на меня составляете?

— А как же!

— Я всего лишь потеряла сознание! — возмутилась я. — Кстати, а как вас зовут?

— Щедрин Леонид Николаевич.

— Леня, значит.

— Вы это мне бросьте, гражданка Сердинская! Лени по ярмаркам гуляют. А я тут при исполнении.

— И чего вы ее в психушку не сдадите? — спросил какой-то небритый тип, который, сколько раз я здесь была, вечно сидел на деревянной скамье у батареи.

— Да как же ее сдашь, милый? — вскинул брови Щедрин. — Сейчас, чтобы в психушку упечь, нужно согласие самого психа. Или же необходимо зафиксировать непоправимый вред, который псих нанес здоровью кого-нибудь из мирных граждан. А у нас что имеется? Одни враки да мелкое хулиганство.

— И чего вы с ней делать будете? — не отставал мужик.

— Ты вообще молчи! — прикрикнула я на него, пользуясь новым статусом психа. — А то сейчас как дам по башке. И мне ничего за это не будет.

— Скоро ее заберут от нас. Недолго ждать.