Похождения в Париже [HL]

Уж не знаю почему, но Виктория спорить не стала. Я оставил ее у касс с тем, чтобы она вновь пустила в ход свой французский, а сам зашагал к гардеробу. Изящно одетая женщина, стоявшая за перегородкой красного цвета, жестами предложила отдать ей промокший пиджак, но я покачал головой и протянул пластиковую папку. Она взяла ее не сразу, и у меня возникла ужасная мысль, что она собирается проверить содержимое папки, но, как выяснилось, она лишь прикидывала, куда ее поставить. Уверенность разом вернулась ко мне. Я подумал, что такое случалось очень часто. Возможно, художники, которые приходили в музей, приносили с собой незаконченные картины, чтобы почерпнуть здесь вдохновение. Наверное, точно так же поступала и Катрина. Ее квартира находилась в десяти минутах ходьбы от Центра Помпиду, а отделение банка, где она хранила картину, еще ближе.

— Voila,[17] — женщина протянула мне пластиковый кружок с номером серого цвета, размером с монетку в один евро, но тоньше. Я поблагодарил ее, сунул номерок в карман брюк, повернулся и увидел, что Виктория идет ко мне, одной рукой откидывая с лица мокрые волосы. В другой она держала два билета и буклет.

— Я взяла карту. Пикассо на пятом этаже.

— Отлично. Папка пристроена. — Я указал на гардероб, и на лице Виктории отразилось сомнение. — Лучшее место, — заверил я ее.

— Ты не боишься, что они заглянут в папку?

— Никогда. Пошли.

По внешним эскалаторам мы поднялись на четвертый этаж, где начиналась экспозиция современного искусства, а потом, по лестнице внутри здания, на пятый, где размещалась постоянная экспозиция. Виктория сверилась с картой и у полотна Ротко,[18] которое висело перед нами, повернула налево, выведя меня на застекленную террасу. Здесь стояло несколько скульптур, а за ними я увидел крыши Парижа, силуэт музея д'Орсе, вдали — Большую арку,[19] небоскребы квартала Дефанс и, конечно же, проглядывающую сквозь пелену дождя Эйфелеву башню. Стены галереи были выкрашены в ослепительно белый цвет, разительно контрастирующий с медовыми тонами деревянного пола. Повсюду стояли скамейки, приглашающие присесть и полюбоваться шедеврами искусства.

«Гитариста» мы нашли во второй галерее, среди коллекции кубистских работ Пикассо и Жоржа Брака.[20] Остановились в нескольких метрах от картины, застыли в благоговейном молчании. Конечно же, я не мог приставить картину из пластиковой папки к оригиналу, чтобы сравнить их, но поразительное сходство сомнений не вызывало. И, судя по всему, о том же подумала Виктория, когда цокнула языком.

— Господи… — едва слышно прошептала она.

— Похоже, не правда ли?

— Очень даже. Только подумать, эта стоит миллионы. А сколько можно выручить за ту, что внизу?

— Проданную как репродукция? Честно говоря, не знаю. Само имя Пикассо стоит очень дорого.

— Знаешь, я вроде бы уже понимаю, почему картина так называется. Если стоять на расстоянии, замечаешь все новые подробности.

— Ты про знаки фунта стерлинга?

Виктория улыбнулась.

— Пикассо был клевым парнем. — Я сцепил руки за спиной.

— В смысле дамским угодником.

— И это тоже. Но дело в том, что он вызывает у меня самые теплые чувства.

— Родственные души?

Я искоса глянул на нее.

— Просто ты ничего не знаешь. Хочешь услышать мою любимую цитату от Пикассо? «Если есть, что украсть, я украду».

Виктория закатила глаза.

— Я очень сомневаюсь, что его слова надо понимать буквально.

— А как еще их можно понимать?

Она покачала головой, словно я рассердил ее, а я подошел поближе и хорошенько разглядел картину, и не только ее. Рама без каких бы то ни было завитушек, изготовленная из качественного дерева, выглядела очень тяжелой. Похоже, ее регулярно полировали. Защитное стекло прикрывало картину спереди и, возможно, сзади. Я не мог посмотреть, как картина крепилась к стене. Если бы ее держали тросы, спускающиеся с потолка, я бы, наверное, точно сказал, снабжена картина датчиками охранной сигнализации или нет. Но место крепления находилось на обратной стороне — то ли крюк, то ли болты. Я попытался заглянуть за край рамы, но, конечно же, ничего не увидел. Наверное, я получил бы большее представление о том, как крепится картина, если бы прижался щекой к белой стене и посветил в щель фонариком, но подумал, что тем самым привлеку к себе внимание сотрудницы музея, которая сидела на черном пластиковом стуле у входа в галерею.

Я отошел от картины и вновь всмотрелся в нее. Приглушенные коричневые, серые, черные тона, резкие, четко выписанные углы. Сам по себе каждый индивидуальный «куб» казался бессмыслицей, но как только глаз охватывал картину в целом, сразу же начинал проступать общий замысел. Словно складывались элементы головоломки.

Повернувшись, я увидел, что Виктория вскинула голову и оглядывает потолок. Потом принялась жевать губу, одновременно поворачиваясь вокруг своей оси. Наконец, она подошла к арке, которая вела в коридор. А когда вернулась, глаза ее возбужденно поблескивали.

— Забыла тебе сказать, — заговорила она нарочито небрежно, словно собиралась упомянуть о каком-то пустячке. — Мне сделали эти фотографии.