Художник откладывает кисть и идет к своей музе. Садится рядом на цветы, согнув ноги в коленях. Внимательно на нее смотрит. Она все так же не двигается – он ведь не давал на это разрешения.
– Роза, когда ты стала спорить со мной? – устало спрашивает Габриэль.
– Прости, – опускает она ореховые глаза.
Он вздыхает:
– Я не злюсь, любовь моя. Я просто хочу, чтобы ты была послушной. Когда ты начинаешь спорить, это расстраивает меня.
– Я больше не буду, – обещает Роза.
– Можешь сесть так, как удобно, – наконец разрешает художник.
Девушка меняет свое положение и разминает затекшие ноги, которые нестерпимо колет иглами.
– Когда все это закончится? – вдруг спрашивает она. – Я хочу мести. Я хочу, чтобы они оба страдали. А они наслаждаются друг другом. Это так раздражает.
– Скоро, моя дорогая, скоро, не переживай, обещает Габриэль, играя с прядкой ее карамельно-русых волос.
– Может быть, мне занять ее место? – шепчет Роза. – Может быть, мне стать ею и разрушить всю ее жизнь?
– Немного терпения, любовь моя. Я обещал, что ты насладишься их падением, – обещает Габриэль. Я твой старший брат. Ты же веришь мне? Веришь своему брату?
– Верю, – соглашается она.
– Я всегда тебя защищал. Всегда был рядом. И я с тобой до сих пор. Кроме меня, у тебя никого нет, тихо говорит Габриэль. – Она лишила нас обоих всего. И мы вместе ее накажем. И его – тоже. Ведь он помогал ей.
– Да, – выдыхает Роза, преданно глядя на Габриэля.
Улыбаясь, он ставит телефон на штатив. Запускает пальцы одной руки в ее волосы, другой берет Розу за подбородок и неспешно, с наслаждением, звонко целует, снимая на камеру.
– Скажи мне, родная, – шепчет он в ее полные губы.
– Я люблю тебя.
– Еще раз.
– Я люблю тебя.
– Громче!
– Я люблю тебя, Габриэль!
Они продолжают разговор, снимают что-то еще, смеются.
– Я хочу, чтобы сегодня ты кричала, – шепчет художник и опрокидывает Розу на цветочный ковер спиной.
Он обожает цветы.
– Когда собирается «Легион»? Матвей ведь должен сделать выбор… – выдыхает Роза, оторвавшись от его губ.
– Для него у меня припасена другая игра, просто он об этом еще не знает, – смеется Габриэль и смотрит на картины ангелов, что висят на стене.
Их глаза перечеркнуты угольными крестами. Эти твари не смеют за ним следить. Как и спящие вечным сном девушки на портретах, каждую из которых он убил.
В пятницу Матвей приглашает меня к себе, чтобы о чем-то серьезно поговорить, но я воспринимаю это как приглашение на свидание, поэтому собираюсь тщательно. Мама посмеивается надо мной, когда я бегаю по квартире с воплями, что мне нечего надеть, а потом смываю макияж, чтобы сделать новый.
Сегодня я хочу быть яркой. Тональный крем, пудра, тушь – всего по чуть-чуть. Стрелки, как крылья ласточки. И кроваво-алая матовая помада. Естественность и дерзость – мне нравится это сочетание. Я смотрю на себя в зеркало и впервые понимаю, какая красивая. Раньше мне много всего не нравилось, я все время выискивала недостатки, находила и переживала, а теперь я нравлюсь себе такой, какая я есть. Это благодаря Матвею. Любовь действительно меняет.
Я надеваю платье, которое он мне купил, – оно самое откровенное из всех, что у меня есть, – и подаренное им же пальто. И с нетерпением жду его.
Матвей привозит меня не в загородный дом, где жила его семья, а в квартиру, в которой, по его словам, долго не был. Это клубный дом в Хамовниках, спроектированный по авторскому архитектурному проекту. Несколько этажей минималистичной изысканной роскоши, в которой живут около полутора десятков семей.
Его квартира имеет два уровня и больше похожа на жилище скандинавского бога – много белого, света, дерева. Графические орнаменты, лаконичная мебель, черный цвет для контраста, выверенная по миллиметру гармония. Мне кажется, что в этой шикарной квартире не хватает зелени – я хочу подарить Матвею цветы. Не кустовые, а те, что в горшках. Они наполнят эти стены уютом, которого тут так недостает.
– Здесь очень красиво, – осматриваясь, говорю я.
Квартира просто огромна и кажется пугающе тихой. Такую квартиру должны наполнять голоса людей – это оживит стены.
– Возможно. Редко здесь бываю, – отвечает Матвей, разглядывая мои алые губы.
– А почему?
– Езжу домой, переживаю из-за матери, – признается он. – Конечно, с ней армия сиделок, но вечером часто становится неспокойно. Да и она без меня скучает, хотя обычно называет Андреем.
– Тебе тяжело, волчонок, – вздыхаю я, кладя руку ему на предплечье – сквозь светлую рубашку я ощущаю тепло его тела. Это тепло манит меня, и сегодня я готова получить его.
– Нет, мне не тяжело, – отвечает Матвей. – Просто я должен все держать под контролем. Когда понимаю, что не могу этого сделать, срываюсь.
– Но ты не можешь держать под контролем все, качаю я головой.
– Должен. Это называется ответственность, принцесса.