Поклонник

В почтовом ящике меня ждет послание от управляющей компании – нам сообщают, что у нас долг за квартиру. Не слишком большой, но все же долг. Откуда он взялся, я понятия не имею – мы всегда все выплачивали вовремя, по квитанциям, а все чеки сохраняли в одном месте.

Сказать, что я зла, – не сказать ничего. Придется разбираться с компанией – а подобные случаи уже бывали у соседей. У хозяйки Звездочки насчитали космический долг, из-за чего ее чуть не хватил удар, а потом оказалось, что во всем виноваты сбои в компьютерной программе.

Не раздеваясь, я иду в мамину комнату – искать чеки, которые мы храним в белой папке. В шкафу у мамы есть отдельный выдвижной ящичек – самый последний из трех, в котором хранятся важные документы, и я пытаюсь отыскать эту папку там, но тщетно. Ее нет. Тогда я просто вытаскиваю ящик из шкафа и ставлю его на кровать – чтобы по порядку разобрать все документы. И в последний момент замечаю, что в щели между задней стенкой шкафа и ящиками что-то белеет. Точно, папка с чеками завалилась туда. Я обрадованно вытаскиваю ее, но ошибаюсь. Это не чеки, это какие-то другие документы.

Я достаю первый из них. Читаю, слабо вскрикиваю и зажимаю ладонью рот. Документ падает из моих онемевших пальцев на пол. Это свидетельство о смерти. Моей. Ланской Ангелины Станиславовны. В оцепенении я достаю из папки выцветший голубой документ с темной рамкой и двуглавым гербом. И читаю то, что в нем написано.

«Свидетельство об усыновлении (удочерении)»

Сначала я вообще не понимаю, что это такое. Поэтому перечитываю его строчка за строчкой несколько раз.

«Власова Лилия Сергеевна, 6 ноября 20** г., Москва…

Удочерена Ланским Станиславом Андреевичем… Ланской Натальей Александровной…

С присвоением ребенку фамилии, имени, отчества: Ланская Ангелина Станиславовна…»

Дата рождения остается прежней. Место государственной регистрации – один из загсов. Дата выдачи – пятнадцать лет назад, июнь.

Меня удочерили, когда мне было семь лет. Я умерла и меня удочерили? Так бывает? Все еще находясь в ступоре, я поднимаю с пола свидетельство о смерти и вчитываюсь в него внимательнее, хотя мысли в голове плавятся и растекаются. Постепенно я понимаю, что это документ о смерти какой-то другой Ангелины, которая умерла семнадцать лет назад, когда ей было пять. У нас разные даты рождения – она старше меня на восемь месяцев.

Обхватив пульсирующую болью голову руками, я пытаюсь понять, что происходит. У моих родителей умерла дочь и через пару лет они удочерили меня? А кто же тогда мои родители? Кто я сама такая?

Я не понимаю, что происходит, отказываюсь понимать. Так не бывает. Это ведь неправда, неправда, неправда! Зато вдруг до меня доходит, почему я не помню себя первые семь лет жизни. Они полностью выпали из моей памяти, словно их и не было. Словно я родилась семилетней школьницей с двумя бантиками на голове. Моя мама – не моя мама. Память о папе – память не о моем папе. Я чужая. Кто я?

Меня накрывает волна страха и отчаяния. Я кричу, зажав руками уши. Не знаю, что со мной, но кажется, будто внутри все рвется – одна жила за другой. Мне хочется забиться в угол, как девочке из сегодняшнего сна, но я не могу сделать это. Я просто сижу на маминой кровати и, не отнимая рук от ушей, кричу. Это мертвый крик, полный отчаяния.

Сначала даже слез нет – только сухая боль. Страх, что мама никогда меня не любила. И обида, режущая сердце на кусочки. Я боюсь, что моя мама меня не любит. Я не хочу быть чужой.

Я прихожу в себя спустя несколько часов. Вдруг понимаю, что лежу на кровати и смотрю в потолок заплаканными глазами. Я встаю и, как робот, собираю документы, кладу их обратно, вставляю ящик. Эмоции будто бы отключили, и мне снова кажется, что я наблюдаю за собой со стороны. Я – это не я. Я осколок своей души, затерявшийся во времени и пространстве.

Собравшись с силами, я звоню маме, но она в детском саду, у них какая-то внезапная проверка, и заведующая вызвала ее на работу.

– Что случилось, Веточка? – испуганно спрашивает мама.

Она всегда меня чувствует. Интересно, а свою дочь она тоже называла Веточкой?

– Ничего, – отвечаю я, делая вид, что все в порядке.

– Точно?

– Да…

– Буду вечером, дочка, – говорит мама. – У нас важное совещание… Куплю тебе твои любимые клубничные пирожные.

Я сбрасываю звонок и плачу. Я не ее дочка. Должно быть, просто замена. Мое настоящее имя – Лилия. Лилия. Звучит совершенно чуждо. Это не мое имя! Меня никогда так не звали. Я Ангелина, даже на Гелю согласна, только не Лилия.