Меня прижимают к стене гаража, отпуская пошлые шутки. Нужно кричать, но я молча смотрю на них большими немигающими глазами. И из-за игры света и тени мне вдруг кажется, что головы у них крысиные. Смотрят, скалятся черными пастями, пронзают глазками-бусинками, шевелят носами. Они отвратительны.
Я поднимаю нож.
– Какая смешная, – глухо говорит третий, с медью в коротко стриженных волосах. – И что ты нам сделаешь, чертова ты кукла?
«Бей по шее, там, где яремная вена», – подсказывает демон, и я заношу руку. У меня есть несколько драгоценных мгновений, пока они хохочут – не видят во мне серьезного противника. Я для них лишь развлечение. Крысы сжирают мышей.
Я не слушаю демона и все-таки бью ножом по плечу того, кто стоит ближе всех ко мне. Да, это всего лишь канцелярский нож-скальпель, но он остр и рассекает не только ткань спортивного костюма, но и кожу.
Парень от неожиданности делает шаг назад, шипя что-то мерзкое, я бью по коленной чашечке второго и пытаюсь сбежать, но третий, с потухшими глазами, ловит меня и наотмашь бьет по лицу так, что я падаю. Нож вылетает из моих рук.
– Какая ты ловкая, милая, – говорит он, присаживаясь рядом со мной на корточки и за волосы поднимая мою голову так, чтобы я смотрела на него. Наверное, еще и гибкая? Сейчас и узнаем.
Тот, кого я ударила ножом, бьет меня по ребрам так, что из глаз сыплются искры, а дыхание перехватывает. Меня никто никогда не бил. «А я говорил, что надо перерезать вену! Тупая тварь!» – кричит страшно демон.
– Стерва! До крови ведь! – жалуется друзьям тот, кого я ранила, и бьет меня снова – попадает по бедру.
Мне очень больно, но я молчу, сомкнув губы, с ненавистью смотрю на него. Мне снова кажется, что у них крысиные головы. И меня накрывает волна отвращения.
Меня поднимают на ноги, все так же унизительно держа за волосы, пытаются снять тренчкот. Я все-таки начинаю кричать, но мне закрывают рот. Я чувствую отвратительный запах дешевых сигарет.
Это все как-то нереалистично – и люди с крысиными головами, и боль, и унижение, и чужие руки на моем лице. Я словно наблюдаю за этим со стороны. И не знаю, что будет дальше.
Включается диссоциация. Психологический механизм защиты, когда кажется, будто все происходит не с самим человеком, а с кем-то посторонним.
«Я их убью», – говорит демон, и в моей голове вихрем закручивается тьма.
А они вдруг отпускают меня – словно я стала ядовитой.
– Чувак, ты чего? – вскрикивает один из них.
Я оборачиваюсь и вижу, что позади стоит парень из подъезда, по плечу которого я несколько дней назад попала дверью. Он одет в ту же черную толстовку с капюшоном, черные джинсы, черные кроссовки. А в его вытянутой руке – черный пистолет с глушителем. Тоже черным.
Люди-крысы смотрят на него с испугом. У меня вдруг отлегло от сердца. Я понимаю, что спасена.
– Пугалка, – неуверенно говорит тот, у которого в волосах медь.
– Настоящий, – не глядя на него, хрипло отвечает парень с жестоким лицом.
– Слушай, ты чего? Опусти пушку, а? – В тусклых глазах загорается мертвый огонь. – Ну серьезно. Ты чего? Что хочешь? За девчонку вступился? Так мы это… ничего не делали. Только попугали чуток. Мы пойдем, да?
Они хотят уйти, но он им не разрешает.
– Стоять, – знакомым голосом говорит парень в капюшоне.
Люди-крысы замирают. Настороженно шевелят носами.
– Чего, брат? – фамильярно спрашивает один из них.
– На колени.
– Чего? – Они непонимающе смотрят на него.
– На колени перед девушкой, – велит парень в капюшоне.
– Слушай, а ты ничего не попутал? – спрашивает тусклоглазый. – Ничего мы с твоей девкой не сделали. Или что, расстреляешь нас тут?
Вместо ответа незнакомец широко улыбается и касается пальцем спускового крючка. Никаких театральных возведений курка. От него исходит давящая энергетика.
Этот незамысловатый жест куда сильнее слов. Люди-крысы ошарашенно смотрят друг на друга и медленно начинают опускаться на колени.
– Не передо мной, – говорит парень. – Перед ней.
Они неловко поворачиваются ко мне. Смотрят с ненавистью, готовые разорвать в любое мгновение, обжигают глазами-бусинками, шевелят усами, но не могут не подчиниться. Им страшно. Они чувствуют его силу.
– Скажите что-нибудь, – подбадривает их парень с пистолетом.
– Что? – скрипят они зубами.
– Как вам жаль. Какие вы плохие ребята. Что-нибудь в этом духе.
Я не знаю, зачем он играет с ними. Разве не понимает, что в любой момент они могут выйти из-под его контроля? Видно же, что они на пределе. Их держит только страх.
– П-прости, п-подруга, – говорит мне один.
– Мы хотели тебя попугать, – подхватывает второй.
– Не злись, попроси своего приятеля убрать пушку, – просит третий.
Их ненависть, взгляды, крысиные морды – мне от всего этого тошно. Так, словно меня окунули в грязь, в которой валялись свиньи.
«Пусть лижут землю, на которую ты упала», – подсказывает мне демон.
Нет.
«Пусть бьют друг друга до визга, до клочков шерсти, до вкуса крови».
Нет.
«Пусть поцелуют друг друга? Оближут морды длинными вонючими языками».
Нет.
Парень в капюшоне выжидающе на меня смотрит.
– Уходите, – просто говорю я.