Поклонник

– С ней все хорошо, – отрывисто отвечает он. Не говори про нее.

– Почему же? – невинно хлопаю я ресницами, ощущая его злость.

Мне нравится вызывать в нем эмоции – я вдруг понимаю это особенно четко.

– Она не такая, – выдает он. – Вот она-то и не искала во мне блеска сокровищ.

Больное место? Ну что ж, ubi pus, ibi incisio. Где гной, там разрез. Буду резать.

– Ах, что вы говорите! – всплескиваю я руками. – Наверное, я что-то перепутала. Разумеется, госпожа модель встречалась с вами ради вашего прелестного доброго сердца, господин Веселов.

Не знаю, откуда во мне столько ехидства. Этот человек открывает во мне новые грани, срывает полотна с картин, которые я сама еще не видела.

– Я же сказал, перестань о ней говорить, – просит Матвей.

– А что так? Неужели ты ее любил?

Он молчит, и по его скулам ходят желваки.

– Если да, значит, ты соврал мне, что никого раньше не любил и что любовь ко мне тебя ломает.

– Ты ходишь по острию, принцесса, – предупреждает меня Матвей ровным тоном, но взгляд его ничего хорошего не предвещает.

– А как ты ее называл? – не успокаиваюсь я, чувствуя, как горит вырезанная на сердце звезда. – Тоже принцессой? Или она была королевой?

«Это ревность?» – проносится у меня в голове.

– Успокойся, Ангелина. Лучше давай поговорим о другом. Что насчет белогривой лошадки? – вдруг спрашивает он.

– Какой еще лошадки? – удивляюсь я.

– Стас. Старый добрый милый Стас.

– А что с ним не так? – удивленно спрашиваю я.

– Скоро ты кое-что узнаешь, – обещает Матвей. Его голос становится зловещим.

– Не трогай Стаса, – тихо, но угрожающе говорю я.

– Почему же? – любопытствует Матвей.

– Он мой парень. Просто напоминаю тебе.

Да, Стас хотел быть со мной, у нас все только еще начинается, хотя его теплый свет не так притягателен, как опасная тьма Матвея. И нет, я не считаю его своим парнем. Однако эти слова бесят Матвея. И видя, как он нехорошо смотрит на меня, будто желает схватить за горло, я говорю еще раз, что Стас – мой парень и что у нас чувства. Взаимные, разумеется.

Матвей скрещивает на груди руки.

– Пора тебе узнать кое-что о своем Стасе, принцесса, – обещает он.

– Что же? – спрашиваю я. – Что он не такой богатый, как ты? А мне все равно, потому что я действительно ценю душу, а не мешки с золотом.

– А верность ценишь? – спрашивает Матвей и уходит, оставив меня в состоянии бешенства.

Отлично, раньше я все время чувствовала страх, теперь – злость.

И у того и у другого чувства нет крыльев, как у нежности или страсти. С ними не взлететь над пропастью, наполненной алыми живыми маками, с ними только падать в холодную морскую воду, тонуть в ее волнах, растворяться в ее пене. Это неотвратимо.

Снова звонок. Я открываю дверь – да, это опять Матвей.

– Что? – спрашиваю я, твердо решив ударить его снова, если решит поцеловать.

– Картина и портрет, – говорит он как ни в чем не бывало. – Ты обещала мне их подарить.

Кажется, взгляд, которым я одариваю этого человека, полон грозовых молний. Что. Он. О. Себе. Возомнил?

Однако отдаю ему и портрет, и картину с северным сиянием – ведь я обещала, а цену своему слову я знаю.

– Спасибо, принцесса, – благодарит меня Матвей. – Буду хранить как зеницу ока. Как свои чувства к тебе.

– Не трогай Стаса, – предупреждаю я его.

Он шлет мне издевательский воздушный поцелуй.

– Кстати, можешь не бояться. С теми, кто напал на тебя, разобрались, – напоследок бросает он, прежде чем исчезнуть.

Я даже ничего не успеваю сказать в ответ. Снова захлопываю дверь и опускаюсь на пуфик. Он человек-загадка. Анаграмма, ребус, тайное слово, которое мне еще предстоит понять. А его губы и руки имеют надо мной власть.

Я задумчиво касаюсь кончиками пальцев обкусанных губ. Раньше я бы и в мыслях не могла себе представить, что буду целовать кого-то такими губами израненными. А когда думаю о том, что целовала ими его, то на меня находит умиротворение. Нам обоим это понравилось – оказывается, это чертовски заводит. Я могу повторить такой поцелуй, даже если мои губы будут разбиты в кровь. И ему понравится. Он же мой Поклонник.

Он снова звонит. Да сколько можно?!

– Убирайся, – говорю я, распахнув дверь.

На языке вертится десяток изощренных ругательств, но я глотаю их. За порогом моя соседка. Хозяйка Звездочки.

– Геля, ты чего? – испуганно спрашивает она.

– Ой, извините, – спохватываюсь я. – Думала…

– Думала, что это он? – подхватывает соседка. Видела-видела твоего парня! Статный мальчик, и машина хорошая. Я его в нашем подъезде который раз вижу. Только не рано ли ты ему ключи-то дала, а, Гель?

– Какие ключи? – удивленно спрашиваю я.

– Так свои, от квартиры, – отвечает соседка. В глазок видела, как он открывал ее своими ключами, когда тебя дома не было.

– Вот оно что, – цежу я сквозь зубы.

Значит, Матвей сделал дубликат ключей и не поставил меня в известность. И что он делал в квартире в мое отсутствие?

«Копался в твоем белье», – доносится до меня мерзкий хохот демона, который очнулся после ухода Веселова.

– А, что ж я пришла-то, – вспоминает соседка. Вашу квитанцию в мой ящик кинули. Возьми, вот.