И я рассказываю ему про ее болезнь, про реанимацию, про долгое восстановление, про то, что нас выручала и выручает вторая квартира, которую мы сдаем, потому что ее зарплата и моя стипендия не особо большие.
– То есть твоя мама уехала на море, чтобы дышать свежим воздухом? – уточняет Матвей.
– Да. К сестре в Крым. Теперь каждый день видит море. Представляешь, как это здорово? Моя мечта жить в своем домике на море и каждый день писать его и заряжаться вдохновением. Правда, послезавтра она уже вернется. Надо будет убраться дома и приготовить что-нибудь вкусное. Она любит наполеон.
– Я тоже, – говорит вдруг Матвей.
– Тебе тоже достанется, – смеюсь я.
– Скажи мне, во сколько прилетает твоя мама, я ее встречу.
– Приезжает, – поправляю его я. – На поезде. Но не надо, я сама. У тебя ведь работа.
– Я же сказал, что встречу, – возражает он. Как ты сама ее встретишь? Потащишь сумки?
– Ну, как-то же я ее провожала, – пожимаю я плечами и, проходя мимо, треплю его за волосы.
– И что ты будешь мне готовить? – интересуется он.
– Хочешь пасту?
– Приготовь то, что ты любишь больше всего.
– Пельмени, – смеюсь я. – Ладно, выбирай: запеканка или макароны по-флотски. Я, конечно, понимаю, что ты не привык к этому, мой избалованный волчонок, но ты сам захотел!
Теперь меня почему-то не смущает, что он из другого слоя общества. Мы принимаем друг друга такими, какие мы есть. По крайней мере, стараемся. Он выбирает картофельно-мясную запеканку, и я готовлю ему с радостью. Это впервые, когда я готовлю для любимого человека.
Он сидит на кухне и внимательно наблюдает за мной, изредка ловит за руку и целует, даже пытается помочь, но я не разрешаю – он мой гость. Когда я в очередной раз оборачиваюсь на Матвея, он пристально смотрит на телевизор.
– Взглядом ты его не включишь, – говорю я и протягиваю пульт.
Он только смеется.
– Какая у тебя мама? – спрашивает он вдруг, когда я ставлю запеканку в духовку и усаживаюсь напротив, забравшись на стул с ногами.
– Добрая. Заботливая. Беззащитная. Знаешь, она очень интеллигентная и не умеет давать отпор хамам. У нее была сложная жизнь – родители рано ушли, муж – мой отец – погиб в аварии еще до моего рождения. Но она очень сильная и все стойко пережила. Знаешь, я ею горжусь, – признаюсь я. – А когда окончу университет, хочу устроиться в хорошее место, чтобы зарабатывать нормальные деньги и помогать ей. Мама работает в детском саду старшим воспитателем и очень любит свою работу. Когда-то она пыталась сменить профессию, даже домработницей трудилась, но в итоге снова вернулась в детский сад. На каникулах я подрабатываю там.
Я пью горячий черный чай, держа кружку обеими руками. Скоро приедет мама, и меня это радует. Я даже забываю о встрече с Габриэлем.
– А какая у тебя мама? – спрашиваю я Матвея.
Он сцепляет пальцы перед собой и смотрит на них. Кажется, это не самый удачный вопрос. Если про отца он что-то рассказывал, то про маму – нет. Может быть, не стоило спрашивать?
– Я ни разу не позвал тебя к себе… – осторожно начинает Матвей.
– И?
– Из-за матери. Дело в том, что моя мать, она… Матвей замолкает и смотрит на кончики своих пальцев. – Она нездорова.
– Что с ней? – пугаюсь я.
– Шизофрения, – отстраненно говорит Матвей, словно речь идет о чужом человеке. Я чувствую острый, как клинок, укол жалости. Как же так?..
А он продолжает:
– Не смогла пережить смерти брата. Он покончил с собой. Спрыгнул с крыши. Когда отец узнал об этом, ему стало плохо. Не откачали. Да еще и бабушка за пару лет до этого ушла. У матери начались проблемы с психикой, попытки суицида. Счастливая семья превратилась в руины.
Это звучит потерянно, как будто бы он все еще не смирился.
– А сейчас твоя мама как? – осторожно спрашиваю я.
Бедный мой мальчик. Он только кажется самоуверенным, а сам страдает в душе – я вижу это по его глазам, полным боли.
В его глазах стеклянная пыль.
– По-разному, – уклончиво отвечает Матвей, а я срываюсь с места и обнимаю его.
В его голосе все еще таится растерянность, тоска и страх ребенка, которого все покинули.
– Однажды ночью я нашел ее в ванной, без сознания, – говорит он глухо. – Тогда я думал, что это конец. Если и она меня бросит, я сам больше не смогу. Иногда она называет меня его именем, а я не могу ей сказать, что я не он, потому что она начинает плакать.
Я обнимаю его, глажу по черным волосам, шепчу ласковые слова. Я – с ним. Я – его. Я не оставлю, не предам, не растворюсь в ночи. Я буду его защищать от всего мира. Укрою собой.
Матвей жарко обнимает меня в ответ, уткнувшись носом в мою шею. Я знаю, как ему больно, его небо кричит и рвется, а сам он молчит, все терпит. Но теперь он не один. С ним я.
– Я бы убил ее, – слышу я его рваный хриплый голос.
– Кого, волчонок? – спрашиваю я с любовью, гладя его по спине.
– Ту, из-за которой все началось, – шепчет он и вздрагивает, будто в него попала ядовитая стрела.
– Что началось? Если хочешь – расскажи мне все, тебе станет легче.