Я не думала, что моя грудь способна вместить в себе столько эмоций и ощущений. Я чувствую себя палитрой, в которой смешиваются разные цвета. От венецианского пурпурного до изумрудного. От кобальта синего до тицианового. От кадмия желтого до фиолетового. И когда все эти цвета смешиваются, когда эти чувства переплетаются между собой, когда все соединяется. Наверное, это любовь.
Мне нравится, что дома столько цветов, и я согласна, чтобы они наблюдали за мной; я верю, что цветы – твои глаза. Я готова прощать тебе твои недостатки, я готова узнавать тебя заново каждый день, я готова. Я так сильно люблю тебя. Так сильно, что под моей кожей оживает бирюзовое холодное море, а в сердце расцветают красные маки. Так, что готова даже принять смерть от твоих рук. Лишь обещай мне быть нежным и осторожным…»
Я откладываю ручку в сторону и провожу пальцем по тонким гладким страницам, ощущая подушечками пальцев легкую, почти незаметную выпуклость букв.
Я люблю писать. Долгое время я не держала кисти и карандаши, но ручки всегда были со мной, став моей слабостью. Я с удовольствием пишу лекции и записываю в дневник свои мысли и делаю зарисовки. Когда в моей жизни появился Поклонник, я перестала открывать дневник – страх не давал мне это сделать. Но сегодня мне хочется рассказать ему о своих чувствах, и я с удовольствием вывожу каждую букву.
Я люблю Матвея. Кому-то это покажется настоящим безумием, но я не в силах совладать со своими чувствами. Когда мы рядом, нас тянет друг к другу с непреодолимой силой. И я не хочу ей сопротивляться. Думая о нем, я рисую в дневнике розы, ирисы и васильки. А потом словно в трансе рисую девушку. Когда я прихожу в себя, то роняю ручку. У этой девушки отвратительное лицо со звериным оскалом.
Демон. Он хохочет. Я спешно обвожу девушку и заключаю в круг. В детстве я часто делала так, когда, рисуя людей, понимала, что их лица выглядят словно морды, и чтобы защититься от них, чтобы не дать вылезти из листа, я очерчивала вокруг них защитные круги.
«Ты не покинешь моей головы, демон», – говорю ему я. «А ты никогда не узнаешь правды», – говорит демон моим голосом и снова смеется.
Скоро все поменяется.
Матвей приезжает за мной ранним утром, таким ранним, что кажется, будто на улице еще ночь. Он выглядит невыспавшимся, лицо его осунулось, а глаза безумно уставшие, но я не задаю вопросов – понимаю, что не стоит этого делать. По крайней мере сейчас.
У него разбиты костяшки на правой руке – я сразу замечаю это и спрашиваю осторожно:
– Что случилось?
Матвей отвечает, что ничего, но я понимаю, что это ложь.
– Ты бил по стене? – говорю я, беру его руку в свою и дую на раны.
Его руки слегка подрагивают. Меня это пугает.
– Даже если и так, то что? – недовольно спрашивает он.
– Не причиняй себе боль, – тихо прошу я. Если тебе тяжело – кричи. Но только не бей себя.
Кажется, он видит в моих глазах что-то такое, отчего усмешка, появившаяся на его губах, исчезает. И Матвей медленно мне кивает: не будет.
– Это ведь как те шрамы, – замечаю я едва слышно. – Ты же сам нанес себе эти порезы?
Он потрясенно на меня смотрит. «Как?» – читается в его глазах.
– Я долго думала над этим, – признаюсь я. Никак не выходило из головы. Ты не их тех людей, которые подпустят врага так близко. И не станут ничего делать, пока их полосуют ножом. Слабый довод, да, согласна. Но я уверена в своей правоте.
– Ты действительно права. Иногда ты все-таки умеешь читать людей, признаю. Это было после двойных похорон, и я надрался, как свинья, – признается Матвей. – Слетел с катушек.
Я обнимаю его – ну как я могу не сделать этого? Как? Почему-то он не сразу обнимает меня в ответ. Не знаю, что с ним сегодня. И почему он не говорит мне, что случилось. Если честно, я безумно рада, что Матвей рядом со мной. И дело не в том, что я соскучилась по нему, хотя мы только-только расстались. Дело в том, что я никогда не чувствовала рядом крепкого плеча, на которое можно было опереться, а сейчас, впервые в жизни, я понимала, каково это, когда рядом надежный человек. Мой парень. Я называю его волчонком, целую на светофорах, глажу по волосам мои руки так и тянутся к нему. Его ладонь изредка ложится на мое колено – сегодня я в юбке.
Мы едем на Казанский вокзал, и я вся в предвкушении – так соскучилась по своей маме.
– Ты ни разу не назвал меня принцессой, – капризно говорю я, когда мы выходим на улицу.
Холодно, и дует ветер, несущий стужу.
– А нужно? Я ведь не принц, а злобный волк, откликается Матвей.
– Я люблю своего злобного волка, – смеюсь я и тянусь за поцелуем, но не получаю его.
Мы идем встречать маму. Ждем поезд, стоя на перроне. Он вот-вот прибудет, и я то и дело смотрю на часы и на рельсы, освещенные фонарями. Еще немножко, еще совсем чуть-чуть, и я увижу ее! Познакомлю с Матвеем… Интересно, он понравится ей? Я надеюсь, что да.
– Если бы тебе предложили заплатить за успех счастьем близкого человека, что бы ты сделала? спрашивает вдруг Матвей.
Я удивленно на него смотрю – он умеет поражать.
– Какой странный вопрос. Почему ты спрашиваешь об этом?