И она ушла, и в ту же ночь — был канун Рождества — ветер стих. Она уговорила все-таки Кавалера подняться на палубу и полюбоваться открывшимся великолепным видом действующих вулканов на островах Стромболи и Вулькано. Супруги так и замерли на месте. Ветер уже утих, на их лицах высыхали соленые брызги. Яркое пламя, вырывавшееся из вулканов, ярко освещало усеянное звездами небо.
— Смотрите, смотрите, — шепнула она и обняла его за талию. Затем увела обратно в каюту, где засиделись души Эфросины и Толо.
Ушла она, лишь когда муж спокойно уснул, и твердо настроилась не ложиться спать, пока требуется ее помощь. Только на рассвете Кавалерша вернулась в каюту, разбудила и опять вывела его на палубу, заваленную обломками мачт и надстроек. Море успокоилось, ярко горел красный диск восходящего солнца, окрашивая паруса в розоватый цвет, и души тех двоих, пришедших успокаивать Кавалера, стали постепенно таять.
Она показала ему записку, полученную в четыре утра, когда находилась в каюте королевы, тщетно пытаясь успокоить и убаюкать принца Карло Альберто, который капризничал и никак не хотел засыпать. В записке герой желал Кавалеру, миледи и миссис Кэдоган счастья, доброго здоровья и приглашал их днем к себе, в адмиральскую каюту на праздничный обед по случаю Рождества Христова.
— Какое прекрасное утро, — молвила она.
Обед проходил своим чередом, разве что измотанный герой ни к чему не притрагивался, да Кавалер, которого все еще подташнивало, лишь пытался кое-что отведать, однако Кавалерша и миссис Кэдоган (она соснула всего часок) уплетали за обе щеки. Вдруг кто-то постучал в дверь, затем ударил посильнее и наконец забарабанил. Оказалось, что это одна из фрейлин королевы. Рыдая, она просила Кавалершу как можно быстрее прийти к ее величеству. Миссис Кэдоган извинилась и последовала за дочерью. Когда они пришли к королеве, то первым, кого увидели, был доктор, склонившийся над мальчиком.
— Взгляните! — вскрикнула королева. — Il meurt![55]
Глаза у ребенка закатились, он судорожно дергался, крепко сжимая трясущиеся кулачки и вдавливая большие пальчики в ладошки. Кавалерша взяла ребенка на руки и поцеловала в лобик.
— Конвульсии обычно бывают от испуга, — сказал доктор. — Когда маленький принц придет в себя и поймет, что шторм прошел…
— Нет! — вскричала Кавалерша и принялась укачивать деревеневшего мальчика.
Королева в этот момент проклинала свою судьбу, а миссис Кэдоган разжала ребенку стиснутые зубы и засунула между ними край полотенца, чтобы освободить рот и горло от блевотины.
Матросы криками известили, что на горизонте показался Палермо. Палермо! Приступы у ребенка участились, жена Кавалера все крепче прижимала к груди его содрогающееся тельце, укачивала, вдыхала ему в рот воздух, словно желая соединить свое и его дыхание, и тихонько мурлыкала английские псалмы, которые помнила еще с детства. Но мальчик все же к вечеру умер. Прямо у нее на руках.
Вскоре после полуночи «Вэнгард» встал на якорь, а час спустя рыдающую королеву усадили в маленький шлюп вместе с ее двумя дочерьми и несколькими фрейлинами и служанками. Король же решил не сходить с борта корабля до тех пор, пока подвластные ему сицилийские феодалы не организуют подобающий такому случаю прием. Он еще никогда не посещал свою вторую столицу.
Кавалерша вызвалась было сопровождать королеву, но потом подумала, что герою может потребоваться ее помощь в качестве переводчицы. Она совсем выбилась из сил. Вот теперь неплохо было бы поспать чуть-чуть.
На следующий день, ближе к полудню, король сошел на берег под неистовые крики, любопытные взоры и оглушительные пушечные залпы приветственного салюта. Со шканцев за всем этим торжеством мрачно наблюдал адмирал вместе с Кавалером и его супругой. Он был явно не в настроении. Хотя все, находившиеся под его опекой, остались живы и здоровы, кроме несчастного маленького принца, радоваться особенно было нечему. Другие военные корабли и двадцать торговых судов, уплывшие из Неаполя, уже благополучно прибыли в Палермо. В ужасных условиях, безо всяких удобств, но зато и без приключений добрались примерно две тысячи беженцев, в том числе любимые слуги и собаки короля и служанки королевы. Шторм потрепал лишь его, флагманский корабль. Разорвались три марселя, сломалась грот-мачта, повредились снасти. Просто так их не починить, это ясно. А может, он всего-навсего вымотался и чертовски устал?
Кавалерша почти всю ночь не сомкнула глаз, во время аврала вела себя лучшим образом и думала только о других. Вся королевская челядь восхищалась ее стойким поведением, и ей это нравилось. Она пережила своеобразный звездный час, теперь же, оказавшись вроде без дела, хотела, чтобы все оставались на корабле как можно дольше.
Кавалер стоял посредине между женой и их общим другом, пришедшим на смену воображаемым духам, которые появились в его каюте во время шторма. Все еще испытывая головокружение, но, преодолев, похоже, морскую болезнь, он с нетерпением ожидал, когда снова ступит на твердую землю. Они поздравляли друг друга с удачей и благополучным прибытием.
5