«Обоз, под прикрытием 3 ¼ батальонов, четырех орудий, сотни казаков и ракетной команды, по особому приказанию через адъютантов, без боя барабанщиков и горнистов, выступает до рассвета, направляясь обратно к аулу Хапачухабль. Арьергард, из 3 ½ батальонов и двух батарейных орудий, под начальством полковника Генингa, ждет рассвета на занимаемой позиции и только тогда начинаете отступление».
Все дело заключалось в том, чтобы обоз мог спуститься к Белой и переправиться через нее, не будучи замечен горцами. Хитрость эта не удалась. Целую ночь простоял отряд под ружьем. Беспрерывные залпы горцев по всем фасам лагеря, орудийная пальба, гиканье не дали сомкнуть глаза ни на минуту. В войсках не было заметно уныния, но грозная обстановка видимо производила на солдат впечатление сильное. На их серьезных лицах выражалось ожидание чего-то непохожего на обыкновенные кавказские перестрелки. Шуток в лагере не слышалось; костров не было. Эта-то торжественная тишина порождала какое-то тяжелое чувство в новичках, которым битвы рисовались чем-то очень картинным и веселым, а в действительности, являлись утомительные переходы, бессонные ночи и вечное ожидание чего-то необычайного. Я был еще очень молодой офицер, неокуренный пороховым дымом, и признаюсь, хоть не трусил, но охотно променял бы такую экспедицию на покойную стоянку, и желал одного – скорейшего конца: пусть хоть убьют, лишь бы выйти из томительного положения.
Вскоре после отступления обоза, начал строиться apьepгapд в следующем порядке: севастопольский батальон в левой цепи, линейный – в правой; две роты 19-го стрелкового батальона и два батарейных орудия – в хвосте колонны. Рассвет застал войска готовыми вступить в бой. Медленно потянулся арьергард вдоль хребта. Первый момент горцы были изумлены; так неожиданно было для них наше отступление. Но замешательство их продолжалось недолго. Масса кавалерии, тысячи в три всадников, спустилась с высоты и поскакала наперерез обозу, а остальные ринулись на арьергард. Заблистали выхваченные из чехлов винтовки, раздался выстрел, другой, все жарче и жарче, – и, наконец, все слилось в неумолкаемый грохот орудий и дробь ружейного огня. Тихо отступали стрелки, делая то шаг назад; то два вперед. Пешие горцы надвигались так близко, что можно было видеть в лицо каждого; но, как уже было говорено, атаки массами им не удавались. Так провожали горцы арьергард до памятников, откуда начинался спуск в долину. Высота была отлогая и широкая. Пехота горская раздвоилась, из-за нее вихрем вынеслось человек пятьсот всадников. Шашки наголо, с распущенными поводьями, эти кавалеристы, казалось, должны были смять все, что попадется им по дороге. Но надо было видеть и стрелков, выжидавших бешеной атаки. Спокойные, серьезные лица и уверенность в себе ручались, что атака будет отбита. На штык нечего было надеяться, потому что его не было; один огонь должен был остановить атаку. На сто шагов, роты встретили горскую конницу таким огнем, что и теперь не даешь себе отчета, были ли это штуцера, с трудом заряжавшиеся, или скорострельные винтовки? Лошади горцев замялись; наконец, шагах в десяти и совсем остановились; два или три всадника ворвались в колонну, но были сорваны с коней и убиты.
Атака не удалась. Пока горцы успели повернуть лошадей, их расстреливали почти в упор. Спешенные, под которыми были убиты лошади, бросались на колонну и погибали под выстрелами. Экстаз солдат был так велик, что из рядов вырывались смельчаки навстречу бросавшимся горцам. Прапорщик Пащенко и подпоручик Бутми-де-Кацман ранены, но не оставляют строя; – наскоро перевязав раны, они продолжают командовать своими взводами. В артиллерии почти вся прислуга перебита. Командир взвода, поручик Веденский, вооружается банником, становится за первого ну-мера и сам заряжает орудие. Стрелки оказывают чудеса храбрости: – юнкер Нордстрем, с горстью людей, почти из рук горцев, вырывает тела убитых солдат, брошенных линейным батальоном. Солдаты дерутся почти в одиночку. Рядовой Дадарчук врывается в ряды горцев и, осыпаемый градом шашечных ударов, весь облитый кровью, возвращается к товарищам, волоча за собою труп убитого им горца. Схватки на каждом шагу, ни одна из сражающихся сторон не поддается. От порохового дыма становится трудно дышать. Арьергардная колонна охвачена со всех сторон, везде идет одинаково ожесточенная борьба. Атака следует за атакой, но всякий раз отражена. Удача за удачею в кремень превратила этих пехотинцев; – всякий удар об них извлекает только огонь. Снег залит кровью; но это не охлаждает горцев, – они становятся еще яростнее.