Покорение западного Кавказа. Записки участников боевых действий

С полуночи, обстреляв своими орудиями – по обыкновению, неудачно наш лагерь, они, с громким пением, стали приближаться к отряду; хор из пяти тысяч человек был необыкновенно эффектен. Однообразное, заунывное пениe произвело потрясающее впечатление на отряд. Вмиг облетело весь лагерь слово – «тревога»; батальоны стали «в ружье», ожидая, с минуты на минуту, кровавого ночного дела; – всем было известно, что горцы поют свои гимны в минуты особенно торжественные, и потому, понятно напряженное состояние войск, в ожидании чего-то рокового. Звуки то приближались, то отдалялись. Трудно было определить, что происходить у горцев и что они предпринимают. Долго мы стояли под ружьем, выслушивая оригинальный концерт; пение окончилось, но солдаты еще не расходились, объясняя, всякий по своему, причину пения. Утром следующего дня, лазутчики дали знать, с верховья реки Ходьза приехал к горцам посланный, с известием о взятии Псеменской станицы, где русские потерпели сильное поражение, а потому, в молитве, которую пели горцы, выразилась благодарность за счастливое событие. Судьба побаловала горцев удачею, которая, впрочем, не подвинула их дела ни на шаг вперед. В том же 1862 году, они штурмовали укрепление Хамкеты, сожгли крепостной форштадт, – но и только; отбитые от крепостных стен, они с большим уроном убрались по домам. Надо, однако, отдать справедливость необыкновенному мужеству горцев: с кинжалом в руках, бросались они на наши, иногда довольно сильные, укрепления, и не всегда без успеха. Так, в 1843 году, они с боя взяли у нас до двадцати укреплений в Дагестане. Помнят горцев хорошо и защитники береговой черноморской линии: крепость Гастагай, хотя и отбила штурм, но каких ей это стоило усилий!

29-го июня, 1862 года, назначена была рекогносцировка; – далеe двух верст в окрестности лагеря местность нам была незнакома. Фураж вблизи весь выкосили; явилась потребность в рекогносцировке. Войска, назначенные для этой цели, двинулись вверх по Пшехе. В голове колонны шел 19-й стрелковый батальон. За две версты от лагеря, нас начали встречать горцы. Впереди была балка; войска стали прибавлять шагу, чтобы овладеть ею.

Колонна наступала так быстро, что горцы едва успели отойти к балке, сесть на оставленных там лошадей в поскакать к переправе, через Пшеху. Одна из рот 19-го стрелкового батальона, следовавшая берегом Пшехи, подоспела в тот момент, когда горцы начали бросаться в реку, и открыла по ним огонь. Расстояние было такое маленькое, что каждый выстрел имел свою жертву: вода окрасилась кровью раненых всадников и лошадей. К счастью горцев, переправа была не широка, и они скоро выбрались на противоположный берег.

Колонна отошла от лагеря версты четыре, потеряла более тридцати человек раненых нижних чинов и одного офицера – и возвратилась в лагерь.

Вскоре после рекогносцировки отряд приступил к заготовлению сена. Настали жары невыносимые; – в войсках открылась лихорадка; лазареты переполнились больными. В строю оставалось так мало людей, что с трудом отправлялись ежедневные наряды. Горцы занялись своими полевыми работами, и потому не тревожили нас. Однообразно, скучно потянулось время. С нетерпением ожидали осени и открытия военных действий. Мы уже до того привыкли к жизни подвижной и тревожной, что эта стоянка на одном месте наводила уныние. Переболевшие солдаты едва двигались. Солнце палило огнем; спасения не было нигде; мириады мух ели наших лошадей и нас самих: мы изнемогали. Несколько раз горцы пробовали зажигать сено на рядах, но такое занятие им скоро надоело; и они также замерли, как и мы. Лень было не только заниматься чем-нибудь, но даже думать; – турок, дремлющий всю жизнь, предаваясь бессмысленному кейфу – явление самое законное под южным небом.