Покровители

Потом мне вспомнилось раскрасневшееся лицо Алисы, ее суровый пристальный взгляд, и меня охватило отчаяние. Я мысленно вознесла Господу молитву, умоляя отвести от нашего дома любую лихорадку или прочие смертельные опасности.

За дверью темнел холодный коридор, а в кабинете Джеймса довольно тепло. У меня не было ни малейшего желания совершать сейчас двадцатимильную прогулку на лошади, но, очевидно, придется.

– Джеймс, окажите мне две услуги: приведите к крыльцу мою оседланную лошадь, а позже передайте Ричарду мое сообщение.

– Но господин должен вернуться с минуты на минуту…

– Сообщите ему следующее: я еду в Колн, где сниму комнату на постоялом дворе, и поживу там пару дней, заодно постараюсь убедить Алису продолжить заботиться о моем здоровье.

Он изумленно взглянул на меня.

– Но, госпожа…

– Полагаю, что Ричард весьма неудачно попытался разобраться с пропажей ожерелья. Он унизил наших преданных слуг. Вы ведь и сами понимаете. Однако, разумеется, не стоит ему это передавать. Боюсь, его выступление будет стоить мне опытной повитухи, а ведь я ей доверяла, и она мне очень нравилась, в итоге же теперь некому будет помочь мне выносить ребенка. Передайте ему то, что вам покажется удобным. На самом деле Джеймс, мне невыносимо сейчас видеть своего мужа как раз из-за того, как он обошелся со слугами. Все вы преданны нам и дороги мне, но я надеюсь, вы не будете дурно думать о нем. Я уезжаю из Готорпа именно потому, что очень расстроена. Прошу, передайте ему, чтобы не вздумал ехать за мной, я сама, скорее всего, вернусь утром.

Нерешительно помедлив, он энергично кивнул.

– Слушаюсь, госпожа.

Я развернулась, вышла в коридор, а потом, словно вдруг что-то вспомнив, чуть повернула голову, надеясь, что мое скрытое в темноте лицо не выдаст моих чувств.

– Ах, кстати, Джеймс! – воскликнула я. – Как у нас дела в Бартоне? Все в порядке?

Его лицо мгновенно вытянулось и посерело. Более явного ответа я не могла и желать. Он несколько раз пытался что-то вымолвить, открывая и закрывая рот, точно полудохлая рыба, а я спокойно ждала.

– Госпожа, может, вам надо что-то привезти оттуда? – наконец, запинаясь, вымолвил он. – Дом-то заперт уже…

– Четыре года, не так ли?

Его кадык дернулся, он точно подавился собственными словами.

– Да, верно…

– Прекрасно. Я иду за плащом.

* * *

Я прибыла в Бартон вскоре после наступления сумерек. Луна скрывалась за облаками и не рассеивала темноту, но мне удалось разглядеть маячившие впереди очертания громадного особняка и теплый живой свет, лившийся из какого-то окна нижнего этажа. Как бы мне хотелось никогда не возвращаться сюда… Не хотелось видеть общие покои, где жили мы с матерью. Не хотелось видеть гостиную, где мгновенно закончилось мое детство, когда моей матери вздумалось сделать меня старше. Не хотелось видеть скрипучую лестницу, высокие, теряющиеся в холодном сумраке потолки или пустую клетку, где одним зимним утром я обнаружила мою ласточку, бедняжку Сэмюеля, умершего из-за того, что его клетку оставили слишком близко к огню.

Когда я спешилась поблизости от дома, странный шорох – или вернее смутное ощущение постороннего присутствия – побудил меня повернуть голову, и справа от меня я заметила изящную тень, пробежавшую по траве. Всего лишь отливавшую шелком тень, но она вдруг остановилась, взмахнув длинным пушистым хвостом: лисица. Она замерла, застыв, точно статуя, и мы пристально взирали друг на друга, пока у меня не начало покалывать кожу. Внезапно лисица сорвалась с места и исчезла во мраке, и уже в полном одиночестве я поднялась на крыльцо, спотыкаясь о ступени и мысленно проклиная громоздкие нескладные паттены, защищавшие мои туфельки. Я раздраженно сбросила их, и они с лязгом упали.

Дверь открылась без всякого сопротивления, пропустив меня в темный холл, не освещенный факелами, и с детства знакомый холод обласкал меня прямо на пороге.

– Эгей, есть тут кто-нибудь? – крикнула я.

Я не могла – не смела – думать о том, что здесь происходит или кто расположился в помещении, где находился, как я отлично помнила, большой приемный зал. В худшем случае это мог быть какой-то нищий бродяга… или в лучшем?

Мои ноги ступали практически бесшумно. Я слышала лишь собственное прерывистое дыхание да стучавшую в ушах кровь. Выставив вперед руки и держась около стен, я шла в потемках по памяти в сторону двери, ведущей в большой зал. В голову закралась мысль, что руки мои могут коснуться кого-то тайно поджидающего меня впереди, но я постаралась отбросить ее. Пошарив руками по стене, я нащупала наконец нужную дверную ручку и потянула за нее.

Моим глазам предстало хорошо освещенное место действия. В настенных канделябрах живо горели свечи, и зеркало над камином щедро освещало зал отраженным светом. Возле этого громадного камина, насчитывавшего в ширину десять футов – как раз в его топке я любила в детстве играть, и меня бранили за испачканные в золе туфельки – сидела женщина.