Покушение

По легенде Политов превращался в Героя Советского Союза, кавалера орденов Красного Знамени, Александра Невского, двух орденов Красной Звезды, двух медалей «За отвагу» майора Красной армии Петра Ивановича Таврина, следующего через Москву к месту отдыха после лечения в госпитале. Такова была легенда, а соответственно ей должны были быть изготовлены и документы на тот случай, если Политова вдруг остановят для проверки по дороге в Москву. И другая легенда на случай, если такая проверка будет уже в самой Москве. В документах по этому варианту указывалось бы, что майор Таврин П.И. находится в краткосрочном отпуске после лечения в госпитале, с правом временного проживания на жилплощади родственника. Конкретные адреса в обоих случаях должен был дополнительно сообщить агент «двадцать два».

Легенда, таким образом, была недлинная. Но документов для ее подтверждения требовалась целая пачка: удостоверяющие личность — раз, наградные — два, историю болезни и все прочие из этой области — три, отпускное — четыре, проездные — пять, ну и по мелочи — вещевой и продовольственный аттестаты, расчетная книжка, кое-какие справки и газета «Красная звезда», в которой был бы напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении майору Таврину П.И. звания Героя Советского Союза. Последнее — это уже было подтверждение к подтверждению. Немало всяких документов предстояло изготовить и для Шиловой, которая согласно той же легенде превращалась в младшего лейтенанта медицинской службы, сопровождающего к месту отдыха после лечения майора П.И. Таврина. Работа, одним словом, предстояла большая…

Самих же Политова и Шилову тем временем вывезли за город и поместили в очень уютном охотничьем домике. Проводивший гостей до места отдыха унтерштурмфюрер оставил им телефон для связи и тоже убыл восвояси. Долитов и Шилова остались наедине. Политов осмотрел весь домик, заглянул даже в подвал, нашел там на леднике несколько бутылок спиртного, окорок, круг колбасы домашнего изготовления и поднял все это наверх. Шилова тем временем осмотрела кухню, отыскала яйца, банку горчицы и два маленьких свежих хлебца. Все это было немедленно выложено на стол. Политов открыл бутылку шнапса, налил по стакану себе и Шиловой и залпом осушил свой стакан. Потом он с жадностью набросился на окорок, отрезая от него большие куски. Он ел и не заметил, как в домик вошла средних лет женщина в белом переднике и в такой же накрахмаленной шапочке на голове. Она молча подошла к столу, молча взглянула на разбросанные на нем продукты и так же молча начала сервировать его. Политов понял, что ему, что называется, утерли нос. Он шумно засопел и поднялся из-за стола. Ему очень хотелось выгнать эту непрошеную помощницу, крикнуть ей, чтобы она убиралась ко всем чертям, что у него и так все есть и ему ничего больше не надо. Но он взглянул на невозмутимо наводившую на столе порядок немку и осекся. Она была тут хозяйкой, хоть и прислуживала им.

— Скажи ей, Лидуша, с дороги это мы. Проголодались. А о ней нас и не предупредил никто, — виновато попросил он жену.

Шилова перевела. Немка продолжала делать свое дело, словно глухонемая. Она даже виду не подала, что русская фрау обращается к ней. Молча расставляла посуду, выкладывала ножи и вилки, разложила салфетки, поставила рюмки и бокалы, порезала хлеб. Потом ненадолго куда-то вышла и вернулась с большим подносом в руках. На подносе стояли супница и салатницы, доверху наполненные зеленой снедью. Так же молча она разлила по тарелкам суп, вкусно попахивающий луком и еще чем-то неимоверно разжигающим аппетит. Так же молча она ушла.

Политов проводил ее ненавидящим взглядом. На фоне ее неприкрытого презрения сразу отчетливо увиделось лицемерие эсэсовцев. И Политову сразу все стало противно и жутко, и уже не радовал ни приветливо потрескивающий камин, не интересовали ни многочисленные рога, ни ружья, висевшие на стенах столовой. Но высказать охватившие его чувства Политов не мог никому. И он сделал вид, что абсолютно ничего не произошло, что он просто не заметил ни выражения лица, ни открытого нежелания этой простой служанки общаться с ними. Он даже, наоборот, вдруг улыбнулся и довольно потер руки.

— Ну, Лидуша, дай бог здоровья господину оберштурмбаннфюреру. Заботится о нас, как отец родной, — сказал он и снова разлил шнапс, наполнив Шиловой рюмку, а себе бокал, и, не произнося никаких тостов и не чокаясь, осушил его в три глотка.

Потом служанка подала им жаркое. Судя по всему, это был дикий кабан. Его запекли с картофелем, предварительно нашпиговав чесноком. Политов много пил, жадно ел, пытался быть разговорчивым, даже шутил. Но никакое количество шнапса не могло в тот вечер исправить его настроение. И даже наоборот, чем больше он пил, тем становился мрачнее. А во сне бормотал что-то невнятное и мерзко, матерно кого-то ругал…

Глава 39