Свадьбу сыграли в поселке в начале мая. Снег к этому времени уже сошел. Реки вскрылись. Но на озерах и болотах еще держался ноздреватый лед. И не проглянул еще ни из одной почки ни один листок. Но дышалось уже вольно, легко и свободно, совсем не по-зимнему. Впрочем, дело было не только в погоде и весне, а в том, что долгожданное освобождение из-под проклятой оккупации должно было прийти уже скоро. Поэтому настроение у гостей, участвовавших в свадьбе, было разное. Ермилов расстарался. Стол накрыл не хуже, чем бывало. Водки не достал. Но самогоном обеспечил — хоть залейся. Да и закуску организовал неплохую. Поэтому поначалу все шло как по-писаному. И хоть не шибко было весело, но все-таки общие разговоры велись. А потом началось не совсем ладное. Гости со стороны невесты, две Зоины соседки, две учительницы и подруги из поселка, которых Зоя буквально упросила прийти к ней ради такого случая, разгулялись, как в старое, довоенное время. И дело было не в свадьбе. Их радовало то, что Красная армия была уже не за тридевять земель. И слухи о ее победах все упорнее распространялись по округе. Девушки плясали и даже пели озорные частушки. Не было среди них только Веры, которая в это время ушла в отряд с сообщением «четыреста сорок четвертого». А вот приглашенные Ермиловым «дружки»-полицаи, и в том числе Лещук и Свиблов, предчувствуя скорую расплату, напившись, мрачнели и даже злились.
Лещук напился больше всех, расслюнявился и, поклявшись Ермилову в любви, вдруг понес какую-то околесицу, из которой, однако, можно было понять, что он еще кому-то докажет, кто есть настоящий друг немцам, а кто только на словах, а на самом деле еще неизвестно, чем занимается. Ермилов живо тряхнул Лещука за грудки:
— Ты о ком это? — притянув его к себе, спросил он.
Но Лещук в ответ лишь тупо посмотрел ему в глаза и икнул.
— Начал, так договаривай! — потребовал Ермилов.
— А я про что это? — сообразив, что ляпнул лишнего, прикинулся непонимающим Лещук.
— Кому и что ты собираешься доказывать? — напомнил Ермилов.
Лещук непонимающе мотал головой. К ним подошел Свиблов. Попытался успокоить Ермилова.
— Что ты, Гаврилыч, его, дурака, слушаешь! Стоит ли в такой день бузу затевать? Давай лучше выпьем за твое здоровье. А ну, хлопцы, горько молодым!
Ермилов не стал заводиться. Поцеловал Зою, сказал Свиблову, кивнув на Лещука:
— Выволоки его на крыльцо. Пусть на свежем воздухе очухается малость.
Лещука подхватили под руки и вывели из дома. Но сцена произвела на всех явно удручающее впечатление. Ермилов понял это и попытался взбодрить компанию.
— Выпьем, хлопцы, за победу германской армии! Она еще покажет комиссарам кузькину мать! И мы еще заживем дай бог на зависть всем! Выпьем, хлопцы! — предложил он тост.
Полицаи дружно вскочили.
— Выпьем, Гаврилыч!
Звякнули и опустели стаканы.
— Гуляй, хлопцы! Господин шарфюрер Вёлер двое суток нам дал! Гуляй так, чтоб запомнилось! — задорил гостей Ермилов.
Но погулять не удалось даже до вечера. В дом неожиданно вошел присланный с полигона полицай и объявил Ермилову, что и ему, и всем гостям-полицаям приказано немедленно вернуться на службу. Выслушав его, Ермилову только и осталось скомандовать:
— Подъем, господа полицейские! Выходи строиться!
Полицаи, быстро одевшись и разобрав оружие, поспешили на улицу.
Ермилов негромко спросил посыльного:
— Что там такое стряслось?
— Начальство какое-то приехало, шерстить всех начало, — объяснил он.
— Ну, начальство, оно и есть начальство, — ответил Ермилов и тоже поспешил на улицу.
— А я не пойду! А я останусь! Мне, может быть, дозволено когда хочу возвертаться! — услышал он пьяные выкрики Лещука. — Мне господин Вёлер велел не спешить… Отдыхайте, говорит… У нас работа особая… — выламывался он.
Ермилов, делая вид, что занят заправкой обмундирования, прислушался: не скажет ли тот еще чего-нибудь. Но Лещук, похоже, уже потерял нить разговора и молча клевал носом. Оставлять его в поселке было ни к чему.
— Берите его под руки и шагом марш! — скомандовал Ермилов.
Двое полицаев подняли Лещука на ноги.
— А не желаю, — снова забубнил Лещук. — У меня аусвайс, специально выданный.
— А ну, пусть покажет, — потребовал Ермилов.
Лещук полез в карман и действительно предъявил документ, на основании которого и ему, и Свиблову разрешалось пребывать в поселке трое суток. «Странно, почему же Вёлер ничего мне про это не сказал, когда я подавал ему список гостей, — подумал Ермилов. — Значит, точно, эта пара у него на особом счету…»
Ситуация складывалась не в пользу Ермилова. Ему не хотелось оставлять в поселке доносчиков Вёлера. И в то же время он никак не мог ослушаться коменданта. Ведь аусвайс у Лещука был подписан именно им. И вдруг Ермилова осенило.
— А когда подписал аусвайс шарфюрер? — разглядывая документ, спросил он.
— Там указано. Вчерась. Значит, еще двое суток в нашем распоряжении, — ответил Лещук.
— А тебе когда приказ дали вернуть всех? — делая ударение на слово «всёх», спросил Ермилов посыльного.
— Два часа тому назад, — доложил тот.