Покушение на Леди. Выкуп Кинга. Под утро

17 июня миссис Миллер получила письмо от Клаудии (письмо прилагается, почерк совпадает с подписью на чеках Клаудии), из которого следовало, что после случившегося с ее двоюродной сестрой она в эту квартиру не вернется. Она напомнила миссис Миллер, что срок аренды истекает 4 июля и что она пришлет чек за июль до 10 июля. За ее вещами приедут из фирмы по перевозке, ей отвезут ценные вещи и документы, а остальное оставят у себя на хранение.

Клаудия Дэвис в эту квартиру больше не возвращалась. Миссис Миллер с тех пор ее не видела и ничего не знала о ее пребывании вплоть до нашего сообщения об убийстве.

ГЛАВА IV

Поездка на Треугольное озеро представлялась исключительно живописной, и поскольку стоял август, а воскресенье считалось у Кареллы выходным, он решил совместить приятное с полезным. Он опустил верх машины, посадил на переднее сиденье Тедди, рядом положил еду и термос с холодным кофе для пикника и, пока они ехали по горной дороге, начисто выбросил из головы Клаудию Дэвис. В обществе своей жены Карелла был готов забыть обо всем на свете.

На его взгляд — а глаз у него был наметанный, красоток на углах улиц он повидал предостаточно — его жена Тедди была самой прекрасной женщиной в мире. Он все не мог взять в толк, как это он, простецкий парень, неотесанный мужлан полицейский умудрился отхватить себе такую чудесную жену. Но ведь заполучил же он ее, Теодору Фрэнклин, и вот они сидят рядом в открытой машине, он, не упуская из вида дороги, искоса поглядывает на нее и млеет от одного ее присутствия.

Ее черные, как смоль, всегда непослушные волосы, словно вступили в схватку с ветром и безжалостно хлестали ее по лицу. Она чуть прищурила карие глаза, защищаясь от потока воздуха. Белая блуза выгодно подчеркивала полную грудь, черные брючки на конус и в обтяжку позволяли представить, сколь роскошны ее бедра и сколь красивы ноги. Скинув сандалии, она подтянула колени к груди, а босыми стопами уперлась в перчаточный бокс. Было в ней какое-то диковинное сочетание изыска и буйства — это Карелла прекрасно понимал. Никогда не знаешь, чего от нее ждать — то ли она сейчас тебя поцелует, то ли по голове огреет, и эта неясность делала ее всегда желанной и волнующей.

Тедди смотрела на мужа, который вел машину, на его большие костистые руки, крутившие баранку. Она смотрела на него не просто потому, что ей это было приятно — он с ней разговаривал. А поскольку слышать она не могла, поскольку с рождения была глухонемой, важно было следить за его губами… Он говорил вовсе не о деле. Она знала, что один из чеков Клаудии Дэвис был выписан на имя похоронной службы «Фэнчер» на Треугольном озере, что Карелла хотел поговорить с владельцем этой службы лично. Она понимала, как это важно, иначе Карелла не стал бы тратить на эту поездку выходной день. Но он обещал — будем совмещать приятное с полезным.

Сейчас как раз и протекала приятная часть поездки, и Карелла, верный обещанию, не говорил ни слова о деле, отгонял мысли о нем, как назойливую муху. Вел речь о красотах природы, о планах на осень, о том, как забавно подрастают их близнецы, какая красавица у него Тедди, что ей лучше застегнуть верхнюю пуговицу блузки, прежде чем они выйдут из машины, но он ни словом не обмолвился о Клаудии Дэвис. Однако настал и ее час — Карелла и Тедди стояли в конторе похоронной службы «Фэнчер» и смотрели в угрюмые глаза человека по имени Бартон Скоулз.

Скоулз оказался долговязым и тощим, в костюме, который он наверняка надел в день собственной конфирмации году этак в 1912. Он настолько соответствовал стереотипу провинциального гробовщика, что Карелла, завидев его, едва не расхохотался. Впрочем, обстановка не располагала к веселью. В комнате — толстые ковры, обои, канделябры — витал какой-то странный запах. Как только Карелла понял, что это формальдегид, в мозгу автоматически возникла мысль о покойниках, и его слегка затошнило, хотя смотреть в глаза смерти приходилось нередко.

— Пятнадцатого июля мисс Дэвис выписала вам чек, — начал Карелла. — За какие услуги, не скажете?

— Чего не сказать? Я этого чека долго дожидался. Она мне оставила задаток только двадцать пять долларов. Обыч- но-то я пятьдесят беру. Уж сколько раз меня надували, приходится ухо востро держать.

— В каком смысле? — спросил Карелла.