Пол Келвер

— Мне бы хотелось обсудить с вами мою роль в этой новой опере, — сказала примадонна, когда мы, наконец, отыскали укромное местечко на берегу речки. — Если бы вам удалось сочинить что-нибудь оригинальное… Ну пожалуйста, я вас прошу!

Мольбы ее были столь трогательны, что сердце мое не выдержало, и я согласился.

— Мне надоело играть деревенских простушек, — сказала примадонна, — Хотелось бы сыграть роль, в которой можно до конца раскрыться. Видите ли, я по натуре субретка. Флирт у меня получается восхитительно. Могу вам продемонстрировать.

Я стаж уверять, что верю ей на слово.

— Вы могли бы так построить пьесу, — сказала примадонна, — чтобы весь сюжет держался на мне. Мне всегда казалось, что в комических операх женская роль плохо проработана. Если в вашей пьесе все будет вертеться вокруг героини, — успех обеспечен. Кажется, вы со мной не согласны, мистер Келвер? — надула губки примадонна, положив свою очаровательную ручку на мою лапищу. — Мы ведь куда интереснее мужчин, разве вы этого не замечали?

Стоило немалых усилий убедить ее в том, что лично я в этом никогда не сомневался.

Мы сидели с тенором на балконе и пили чай.

Затем он отозвал меня в сторонку.

— Насчет этой новой комической оперы, — сказал тенор. — Вам не кажется, что либреттисты совсем не обращают внимания на развитие сюжета? Публике это начинает надоедать. Пора пересмотреть драматургическую концепцию — поменьше кривлянья, побольше интриги.

Я согласился с ним: в пьесе интрига — важнейшая вещь.

— Мне кажется, — сказал тенор, — что если вам удастся построить сюжет на любви двух героев, — успех обеспечен. Конечно же, нужно добавить юмор — как без него? Но надо знать меру. Как иллюстрация основной идеи, он, безусловно, незаменим, но нельзя же строить на нем всю пьесу? Это утомляет. Впрочем, возможно, вы придерживаетесь на этот счет иного мнения.

Мне удалось убедить его, что он ошибается, и в словах его, на мой взгляд, есть изрядная доля истины.

— Лично меня, — продолжал тенор, — денежная сторона проблемы мало волнует. Я могу пробыть на сцене час, а могу появиться всего лишь на пять минут — жалованье идет одно и то же. Но уж коли вы собираетесь включить в состав исполнителей актера с таким громким именем, как у меня, то уж будьте добры дать ему приличную роль, иначе публика вас не поймет.

— И будет права, — поддакнул я.

— Любовник, — перешел на шепот тенор, заметив, что к нам приближается комик. — Все держится на нем. Женщины о нем мечтают, а мужчины завидуют — так уж устроен человек. Любовник должен выйти у вас интересным — вот в чем я вижу секрет успеха.

Пока запрягали лошадей, я стоял в сторонке, вдали от всей честной компании, и тут ко мне подошел какой-то долговязый, тощий, уже не первой молодости человек. Он заговорил на пониженных тонах и очень быстро, явно опасаясь, что его подслушают и не дадут закончить начатую речь.

— Прошу прощения, мистер Келвер, — сказал он. — Меня зовут Тревор, Мармедьюк Тревор. Я играю герцога Байсвотерского во втором акте.

Я напряг память, но ничего не вышло: во втором акте появлялось множество действующих лиц, которые, пройдясь по сцене, исчезали в небытие. Однако, поймав его трепетный взгляд, понял, что неосторожным словом могу нанести ему смертельную обиду.

— Вы были просто великолепны, — соврал я. — Можно сказать, превзошли самого себя.

Он зарделся от удовольствия.

— Была у меня одна удачная роль, — сказал он. — Когда мы гастролировали по Америке, то меня даже вызывали. Роль интересная: я разливаю по стаканам газированную воду из сифона. И вот что мне пришло в голову, мистер Келвер: если у вас в пьесе будет лакей, поливающий по ходу действия гостей газировкой из сифона, то пьеса от этого только выиграет.

Я написал для него сцену с газировкой и отстоял ее, несмотря на резкие возражения постановщика, — об этом я вспоминаю с гордостью. Критики разнесли эту сцену в пух и прах — она, видите ли, показалась им неоригинальной. Но мы-то с Мармедьюком Тревором знаем: наша комическая опера от этого пусть чуть-чуть, но все же выиграла.

Наша поездка «обратно» мало чем отличалась от поездки «туда», разве что комик старался с удвоенной силой. Он что есть мочи дудел в рожок, издавая жуткие звуки; вступал в перебранку с извозчиками, чего делать не следовало бы: переругать извозчика еще никому не удавалось. На Хаммер-стрит, воспользовавшись тем, что мы попали в пробку и прочно завязли в потоке экипажей, он попытался было устроить дешевую распродажу, предлагая прохожим наши шляпы по соблазнительно низкой цене.

— Ну что? — спросил меня Ходгсон, когда пришло время прощаться. — Как вам их идеи? Что вы думаете?

— Я думаю сбежать куда-нибудь за город, подальше от всех, сесть и написать либретто в спокойной обстановке. Если вы, конечно, не против.

— Кто знает, может, вы и правы, — не стал спорить Ходгсон. — У семи нянек… Но помните, что окончательную редакцию вы должны представить к началу сезона.