Полдень, XXI век, 2003 № 04

Двое в совершенно пустой комнате. Вокруг удивительная пустота. Никакой мебели нет. Даже обоев. Сидят на абсолютно пустом голом полу. Но больше им ничего и не нужно. Она продолжает рассказывать.

— Эти случаи. Их сейчас много. Очень часто пожары. Многое продолжает взрываться. Но чаще всего улетучиваются в воздух особо опасные химические вещества.

Они списывают все на нас. На таких, как мы. Хотя они ничего никогда не объявляют по радио, они даже не хотят, чтобы простой народ знал. Простой народ догадывается, но не знает. Об этом запрещено говорить людям даже между собой. Просто между собой милиционеры знают, что если кто-то устраивает аварию на предприятии или если кто-то в столовой подмешивает крысиную отраву в компот, то тот единственный из многих, кто от этой отравы останется живой, тот значит и есть его единственный родной друг.

Но я думаю, что они преувеличивают. Несчастный человек никогда не станет ничего такого делать, чтобы разделить своё несчастье с другими, он просто будет сидеть один дома, вот как я это делаю, и просто ждать, когда же, наконец, передадут что-то по радио.

Но радио обычно никогда не оправдывает моих надежд. Я знаю все, что происходит по радио. Но по нему ничего, ну просто ничегошеньки никогда не передают. Я просто бесславно провожу день за днем, внимательно прислушиваясь к разной человеческой ерунде.

Я думаю, что очень много из таких случаев просто часто устраивают они сами. Чтобы понять, что, собственно, происходит. Они боятся нас. Они боятся происходящего. Они ведь, в сущности, тоже ужасно одиноки, милиционеры. Они один на один со своими знаниями, которых всегда не хватает, и им надо что-то решать. Ни с кем никогда не могут посоветоваться. Сказать про это народу, не для того, чтобы получить умный совет, а чтобы снять большую ответственность только с себя. Но они не могут и не хотят этого сделать, они только прикидываются храбрецами и хозяевами жизни, внутри же они больше всего боятся расплаты за результаты своих решений. И тогда за ними приходит, наконец, их белая простыня, которую они так давно ждут.

Двое в пустой комнате. Больше кроме них никого нет. Она говорит:

— Ёё!

В одном из кинотеатров прошел иностранный фильм про вампиров с элементами симпатии к вампирам (Interview with the Vampire). Там группа вампиров гонялась за девушкой, хотела убить, и как-то так получалось, что вроде как так и надо: девушка этого то ли заслужила, то ли она сама хотела ещё больше их. Публика прямо рвалась. Публика была взвинчена и вся вне себя от гнева. Публика гонялась, хотела убить режиссера, и-таки убила бы его. Бедный парень кричал: — Вы дураки, какой же я режиссер, это вообще иностранный фильм, я киномеханик!

Знаем мы его, а потом за такое дело можно бы убить и киномеханика. Ловкий парень перескочил и удрал через забор.

Она сказала:

— Они вчера поймали Бонига. Того чудака с бородавчатыми толстыми ногами. Они лупили его, они вымещали на него все зло. До чего ограничены и злы эти люди! С их техническим спиртом, который они применяют для обезболивания, когда приходит их пора умереть. Я, сколько раз наблюдала, как они умирают: умирают они совершенно некрасиво, не умеют, глупые морды. Да, конечно, он убивал кого-то там, но ведь он не со зла, ему же нужно было! Он же не такой, как они все, это значит, что у него есть право распоряжаться ими, как строительным материалом — по своему усмотрению. Но они не могут понять даже этих простых вещей. Боже мой, до чего тупы и гадостны эти люди, эти лица. Мне противно на них смотреть. Они даже не сделали ему никакого анализа. Они просто отодвинули милицию. Я люблю, люблю, я очень люблю милицию. Они отодвинули всю науку, всех медицинских сотрудников, которые приехали, чтобы сделать ему анализ. И они убили, убили, да, они убили его! Ненавижу!

Конечно, вчера на вечеринке были все исключительно милые люди. Но потом на обратном пути в трамвае я почувствовал какой-то лёгкий едва заметный шорох, и кто-то потрогал меня за рукав. Я обернулся, огляделся — никого. А может, это случилось раньше. Возможно, это случилось в магазине в очереди за колбасой. А может быть, это случилось в гостях, я не знаю. Короче, на внутренней стороне руки на запястье я нашел у себя маленький синий крестик.

То, что я имею на руке этот крест, означает, что кто-то по какой-то причине меня выбрал. Чем-то я такой особенный. Или же, напротив, это они, те, кто выбирает, особенные. Ну а уж я-то точно просто такой, как все.

Когда я пришел домой, я пытался сначала его тереть. А что тут такого, я знаю, все так делают. Мылом, мочалкой, наждаком и щелоком. Протер кожу до крови, но ничего не смог сделать, крестик все равно остался. Может быть, это все врут про то, что бывает с людьми с синим крестом на руке, я не знаю.