Полдень, XXI век, 2003 № 04

Спустя полминуты дробный перестук известил о приближении объекта. Он вынырнул из-за поворота — мелкий, белесый и круглолицый, жизнерадостно взмахнул рукой и замер, разглядев дизайн моего комбинезона.

— Ты чего, Миха?

Я не стал распространяться о своем нынешнем самочувствии, хотя тема была обширной и животрепещущей.

— Валерик, — сказал я. — Иди-ка сюда, Валерик, дело есть.

Похоже, ему что-то не понравилось в этих обыденных словах, потому что подросток шагнул в сторону, намереваясь обойти меня. Я шагнул следом.

— Ну и запашок, — хмыкнул Валерик. — Слушай, спешу, да? О делах потом побазарим.

— Есть вещи, которые нельзя откладывать на потом, — сказал я, прижимая подростка к переборке.

— Например? — Он сделал безуспешную попытку вывернуться.

— Например, уборка гороховой каши, которая своей тарелкой выбрала дубль пищеблока.

— Ты че, Лекало, салагу нашел? Пусти! Если сильный, то…

— Я не сильный, а справедливый, Добшин, — уточнил я. — Последнюю профилактику в дубле ты делал?

— А я помню?

— А график?

— Ну… может… И что? — он еще готов был отпираться, но я уже видел, видел, что он понимает о чем речь!..

— Прокладки менял?

— Отвали, да? — противным голосом попросил подросток. — Чего пристал-то? Прокладки, памперсы…

— Так менял?

— Не помню. Менял.

— Вот эти прокладки? — уточнил я, подбросив колечки в непосредственной близости от конопатого носа. Подросток ловко перехватил кольца в кулак.

— Ну а чё те надо-то?

— Мне надо, вьюноша, чтобы ты делал свою работу, а не пиво жрал. И чтобы ни я, ни кто другой после тебя дерьмо не разгребали. Так что, сынок, если не хочешь, чтобы Смирнов узнал, бери курс на дубль и выскребай все начисто. А потом меняй прокладки. МЕНЯЙ, слышишь? — И для большего усвоения я встряхнул сморщившегося подростка.

— А ты докажи, что я схалтурил. Ты следил за мной, Лекало? Следил? Ты вон лучше за Аленкой своей следи, диффузатор!

— Кому Аленка, а кому и тетя Алена, дите, — прошипел я, а руки непроизвольно сжались, сминая парадно-чистенький комбинезончик Добшина, но тут меня словно вновь ошпарило гороховой похлебкой. Эпизод с диффузатором, девятая глава. Мы же там вдвоем с ним возимся, я и любознательный Добшин, больше никого. Откуда Аленка-то…

— А ну-ка… — переключился я на новую тему. Рука пошла вверх, увлекая за собой стажера. — Ты что же, щенок…

Щенок с неожиданной злобой влепил мне кулачком под дых. Кулачок у него маленький, подростковый, но острый. Я задохнулся, замешкался и получил второй удар — не в глаз, а в бровь. Бить я его не собирался, нет — пусть ему и тридцать с лишком, а ведь физически все равно пацан, не ровня… Но его удары — это было уже чересчур. И раскрытой ладонью, с левой я все-таки приложился по белесой мордашке и тут же в ухо, сильнее, чем смог бы добшинский кулачок, ударило:

— Не сметь! Отставить!

Добшин рванулся — и был таков, а я остался один на один с посеревшим от праведного гнева капитаном.

— Ответьте мне. Ответьте немедленно. С каких это пор. Вы взяли в практику. Избивать младших по званию и по возрасту. — Он не спрашивал, он вбивал в меня фразы, как осиновые колья в грудь вампира — с силой, брезгливостью и осознанием того, что не вбивать нельзя. — Отвечайте, Безбородое, не трусьте.

Я струсил? Нет, наверное, нет. Прокладки упорхнули вместе с Добшиным, доказательств не было, да и не собирался я жаловаться капитану, — слишком уж это было бы… Просто мне в тот момент все стало вдруг по фигу. Вся эта возня с переизданием, вся эта работа, бесконечный сизифов труд и прочее, прочее, прочее… Такая тупость навалилась вдруг, такая безнадега, что выйди на аллею — и любой сук уже твой, аминь и Автор прости… «Так и живем… — выплыло откуда-то. — Так и живем…»

— Безбородое! Куда вы! Я вас никуда не отпускал!

— Туда, куда и младший по званию — пиво жрать! — рявкнул я в ответ и, следя на каждом шагу, словно собачонка, страдающая недержанием, заквацал к выходу.

— На сегодняшнем собрании ваш проступок будет рассмотрен вторым вопросом, — ткнуло в спину.

«Да пошли вы все…» — но это уже про себя, про себя.

14.

Прямо в шлюзовой разделся, забил испоганенную спецуху в угол и дезертировал. Гадко было — не представите. Хорошо, у нас космодром создан с размахом, достойным строек коммунизма. Пока отмахал от «Поиска» до ворот, злоба перемешалась с горечью, горечь — с раздражением и все это худо-бедно сцементировалось в нечто тяжко-жгучее, в кирпич из венгерской паприки, который все же приемлем для внутреннего хранения — главное, чтобы на меня сейчас никто не наткнулся, как нож на консерву, вспучившуюся от жары.