Полдень, XXI век, 2003 № 04

— Это копия рецензии на нашу повесть, — прошептал Синицын, баюкая листок в ладонях. — Газета «Молодой коммунар» за июнь 1969 года. Автор — Б. Толстиков.

— Зачем она тебе, Синицын?

— А затем, — вкрадчиво шепнул десантник, вздрагивая всем телом. — Сами, Мишенька, знаете, зачем. На что наш Автор будет ориентироваться, нас перерабатывая? Какие критерии у него будут? Вот они, критерии, эта заметочка в прессе. И знаете, что в ней написано? Развернуть?

— Нет! — Я едва не слетел со скамьи. Не хватало еще впускать эту нежить в наш книжный мир!

Во взгляде Синицына, заслоняя на миг вечный испуг, мелькнуло удивление.

— Да, пожалуй, не стоит. Вы мне, Мишенька, на слово поверите?

— Слушай, я пойду. Достало меня все это, Синицын.

— А вы не волнуйтесь, Мишенька, не волнуйтесь. Я вот уже не волнуюсь — и вы не волнуйтесь… Ведь там черным по белому написано… — Синицын погрузил всю правую пятерню в листок, нащупывая в мерцании строчки, словно слепой, читающий по Брайлю. — «…Не смог в полной мере показать… не хватает глубины образам…» Вот, слушайте: «Одной из несомненных удач повести можно назвать фигуру инженера-механика Безбородова, в которой в достаточной мере соединились черты человека нашего времени и далекого коммунистического грядущего…» Понимаете, Мишенька? «Несомненная удача…» Нам с вами, Мишенька, плевать на все их справочки да характеристики, верно, Мишенька, у нас вот она, характеристика наша!.. Своя, золотая…

Мне показалось, что Синицын вот-вот ударится в истерику: его шепот все истончался и истончался, он уже только шевелил губами, поглаживая лоскуток мертвечины и глядя куда-то мимо меня, в пространство. Преодолевая отвращение, я заставил Синицына спрятать рецензию в пиджак и повел его в сторону космодрома — пока мы играли в конспирацию, подошло время второй смены. Вы думаете, я был рад, что получил дополнительный шанс? Нет, я думал совсем о другом. О хрупкости наших сущностей, ибо оказалось достаточно всего лишь одного камня, чтобы вся спокойная и благополучная жизнь разлетелась вдребезги.

11.

Обслуги на космодроме — полтораста единиц, не больше. Но волей Автора нам соорудили роскошную проходную на три электронных турникета и живого вахтера Козловского. Несмотря на то, что один из турникетов постоянно сломан, даже в час пик тут пустынно: работяги просачиваются сквозь электронное сито, как капли. Но сегодня здесь явно произошел засор.

— Я Гамлета играть могу! — орал кто-то, пытаясь пробиться мимо распахнутых лап Козловского. — Я Король Лир! Я Воланд! Я личность в развитии, а ты… пешка!.. Пусти, сатрап!

Невнятный рокочущий ответ терялся в серии очередных визгливых выкриков:

— Да, я выпил, потому что!.. А вы все!.. Герой многоплановый!..

Нас с Синицыным подтолкнули к турникету, над затором взметнулась растрепанная голова с алыми ушами. Краснознаменные уши и визг выдавали в их обладателе пресловутого Бегунько. Я увернулся и, бросив Синицына, втиснулся в соседнюю очередь. Но не успел клацнуть турникет, как кто-то вцепился в комбинезон. Я вздрогнул, затравленно дернувшись в сторону. Не дай Автор!..

Но это был не Бегунько — это был Стасик Лазарев, стажер с «Поиска».

— Михаил Петрович, можно вас на секундочку?

— Хоть на две, — разрешил я, мысленно крестясь. Мы выскочили на летное поле («Да мне и Гамлет в подметки не годится…» — «Все равно пьяного не пущу!..» — затихло за спиной). — Ну, что случилось?

— Михаил Петрович, как я вам? — забегая вперед и разводя руки, странно поинтересовался Стасик.

— Подстричься бы тебе, Стасик и поумнеть.

— Да я не о себе, Михаил Петрович, я об образе. Ведь его можно развить? Ведь можно же?

Воля Автора, спаси и сохрани!

Наш Стасик упоминается в главе «Перед дальней дорогой», а в восьмой появляется в очередной и последний раз с надсадным воплем: «Авария в энергоблоке!», в который всегда вкладывает бездну отчаянья. Кроме того, из текста следовало, что был он «нескладный, высокий и длиннорукий». Да, еще: вбегая, он споткнулся о комингс. Интересно, как этот образ можно развить? Может, ему кричать реплику в падении?

— Заменят, — угрюмо буркнул я. — Роботом заменят. Или механическим голосом.

И откуда в людях такая злость? А все оттуда же: доводят…

Стасик, поникший, отстал и затерялся в спешащем трудовом коллективе. Зато победно возопил, прорвавшись сквозь Козловского вездесущий Бегунько:

— Бегунько не остановить!.. Бегунько — личность, а не пешка!

Я зайчонком влетел по трапу «Поиска», едва не сбив с ног Тоню.

— Мишель, давай-ка сюда.

— Ты что ли, сегодня на нарядах?

— Я сегодня на общественной нагрузке: ты после смены не сбегай, тут щас коллективку стряпаем, на собрании зачитаем. Что мы все тут жутко передовые и страсть как незаменимые, — смущенно хихикнула Тоня. — Ну чего ты? Видал же сам, как массовка на нас зырит.

— Дай мне лучше наряд, Тонечка, куда-нибудь подальше дай.

— …И ты представляешь, стажер, этот жлоб, хотел остановить Бегунько! — раздалось за спиной неотвратимое, как рок.

— Тоня, давай наряд! — Я выдернул из ее рук бумажный лепесток и кинулся по коридору.