Хотя командованию летной школы было известно в общих чертах о болезни Майкла, но, когда он вкатился в зал на инвалидной коляске, даже видавшие виды члены отборочной комиссии смущенно замерли — такого они в школе летчиков еще не видели. Майкл не стал ждать вопросов и в своей жесткой манере кратко и непреклонно заявил:
— Меня зовут Майкл Стресснер. Я хочу и буду управлять стратегическими бомбардировщиками и прошу вас научить меня делать это не просто хорошо, но блестяще. Я гарантирую, что вы никогда не пожалеете о своем решении принять меня в школу летчиков.
Он сделал паузу и почему-то строго повторил:
— Меня зовут Майкл Стресснер.
И такая сила духа была в этом калеке, такая гордость именем своего деда — знаменитого генерала Майкла Стресснера, что члены комиссии, вопреки логике и инструкциям, единогласно допустили его к экзаменам.
Почти все физические тесты Майкл, естественно, провалил, но тест на быстроту реакции прошел прекрасно. На теоретических экзаменах он получил наивысшую в истории школы сумму баллов, намного опередив всех конкурентов. Аэродинамику и устройство самолета он знал так, как будто уже закончил школу…
Сегодня у Майкла первый боевой вылет. Билл знал, что этой ночью сын поднимет тяжелый ракетный бомбардировщик с тихоокеанской военной базы и поведет его бомбить лагерь террористов где-то в Центральной Азии. Пожалуй, уже можно позвонить Майклу — во Флориде на три часа больше. Билл произнес код включения радиотелефона и персональный номер Майкла — Флорида тут же ответила.
— Здравствуй, сынок. Как дела?
— Папа, как чудно, что ты позвонил. Где ты?
— Я в Колорадо.
— Чего это тебя занесло в такую глушь?
— Завтра по телевидению узнаешь.
— Папка, ну не мучай любопытного сына — что случилось в Колорадо?
— Не могу сказать даже тебе, сын, — завтра услышишь, что по этому поводу говорят наши заклятые «партнеры по переговорам». Во всяком случае — не волнуйся. Скажем так — я должен прочесть лекцию перед отнюдь не школярской, а напротив, весьма солидной академической аудиторией.
— Все ясно, отец, детали я уже додумал. Только прошу тебя — не волнуйся, не мечи бисер… Понял меня?
— Понял, сын, я совершенно спокоен. Лучше скажи, как у тебя там… Ты готов?
— Отвечаю твоими словами — услышишь вскоре по телевидению. Боюсь, что некие вполне реальные новости от твоего сына отодвинут на второй план досужие домыслы о твоей лекции.
— Майкл, ты волнуешься?
— Немножко — да! Все будет нормально — Крэйг обещал подстраховать меня на первый случай.
— Твоя мать была бы счастлива и беспокоилась бы…
— Не надо, папа… Я иногда думаю — хорошо, что мама не знала меня такого…
— Она бы гордилась тобой… Удачи тебе, сынок! И позвони, когда освободишься.
— И тебе удачи! До завтра, папа.
Голос Майкла ушел, но Билл еще долго не мог переключиться — комок подступил к горлу и слезы не унять. Боже! Какая сила в этом парне, обделенном всем, что доступно другим. Пусть хоть чуть-чуть улыбнется ему жизнь, пусть даст ему хоть какие-то крохи счастья, доступного всем. Удачи тебе, сын, как же я тебя люблю.
Какой это, однако, идиотизм — жить отдельно от сына. Его одиночество и мое одиночество, думал Билл, может быть, если слить вместе два одиночества, то они взаимно уничтожатся. Что, собственно, его держит в Коннектикуте? Работа в Йеле — ее можно продолжать из Флориды. Привязанность к старым, знакомым пейзажам, к местам, где он был так счастлив? Ничего уже в них не осталось для него, кроме тяжелой тоски. Определенно, нужно переезжать во Флориду, поближе к сыну. И поскорее — завтра, нет — завтра не получится, послезавтра.
Билл пошел пешком в клубный ресторан в закрытой зоне временной резиденции Конгресса. Ресторан этот был знаменит тем, что в нем имитировалась и поддерживалась атмосфера и обстановка старых дорогих европейских ресторанов прошлого века. Никаких новшеств, никакой функциональной стилизации — старая хрустальная посуда, свечи на столах, живой оркестр со старинным классическим репертуаром, официанты во фраках. Единственным признаком нового времени были плоские телевизионные мониторы на стенах в каждой из боковых кабин ресторана. Все оборудование ресторана вместе с вышколенным персоналом кочевало по стране за Конгрессом.
Ресторан был полупуст, и когда Билл вошел, то сразу же увидел ее. Она сидела в одном из боковых кабинетов вместе с сенатором Джо Донахью и, красиво держа бокал с вином, слушала его разглагольствования, подкрепляемые активной жестикуляцией. Билл хотел бы избежать общества Джо, но его тянуло посмотреть на нее вблизи и когда сенатор, выскочив из-за стола, широкими жестами любезно пригласил Билла присоединиться к ним, он не отказался.
— Позвольте представить вам, Билл, нового сотрудника центрального аппарата Либерально-демократической партии и моего политического советника мисс Кэрол Джойс, — торжественно и не без гордости за самого себя произнес сенатор.