Полдень, XXI век, 2010 № 03

— «Тоска берет от глупости людской. Но мудрость их полна такою же тоско-ой», — пропела Вера.

— И все равно «Фауста» написал Гёте, а не ты! — сказал Гек.

В дверь позвонили. Вера вышла.

— Какой-то Гете, какой-то Фауст. Фи!

Она изобразила пренебрежение красивой полной рукой и поплыла открывать.

Через несколько секунд в комнату вошел семилетний Тим. Участь его была решена. Конкурс… Пусть будет конкурс, подумал мальчик.

И конкурс был…

Конкурс

Его нарядили в новую курточку, причесали и повели в какой-то дом. Там происходили события под названием «отборочный тур». Отборочный… отборный тур… он подумал: почему не элитный горный козел, — и хихикнул. Он сказал маме, и руки у нее перестали дрожать, она развеселилась. Пока они топали на этот «отборочный тур», успели разобраться во всех турах и козлах.

В самом доме было красиво и весело. Целая куча детей. Между ними бегали размалеванные клоуны, хохотали, щекотались и болтали всякую ерунду.

Там были и родители. Больше — мамы. Только они как-то странно смотрели на чужих мам и детей. Он никогда такого не видел. Взрослые и детишки были одеты кто как: кто в пух и прах, кто просто, аккуратно и чистенько. Мамы, разрисовав собственные физиономии, не забыли и о щечках своих дочек. В общем, народ пытался делать праздник. Это было странно, потому что лица у большинства взрослых были испуганными.

Тим прижался плотнее к своей маме и посмотрел ей в лицо.

Странно… Его мама, такая необыкновенная, смотрела так же, как и те, другие.

— Ма…

— Что, Тимка?..

— Не надо смотреть так…

— Ты о чем?

Мама присела и прицепила ему на курточку квадратик с цифрами.

— Сейчас тетя назовет твой номер, и ты пойдешь к вон тем взрослым в креслах. Ты понял? — Руки у мамы опять задрожали.

Он кивнул. Кучка каких-то детей звонко расхохоталась, сбившись вокруг рыжего клоуна с синим квадратным носом.

— Ты не забыл то, чему научился?

На мамин вопрос Тим в сотый раз замотал головой. Вопрос надоел, как бог знает что.

— Тише, дурачок! Что ты с прической сделал?!

Мама достала гребешок и стала его причесывать.

— Смотри отвечай так, как я тебя учила…

Кивать было нельзя — его причесывали, он брякнул «да» и покосился в ту сторону, где сидели взрослые, перед которыми нужно было умничать всей этой гениальной толпе детей. Там уже стоял какой-то мальчик. Он что-то говорил. Вдруг все взрослые расхохотались, какая-то женщина погладила его по голове, и он отошел в сторону. Его проводила телекамера.

— Номер пятнадцать! — сказала нужная тетя в микрофон и стала шарить взглядом по залу.

Мама вздрогнула.

— Это нас… Тебя. Ну, родной, я тебя прошу… — Она слегка подтолкнула его в нужную сторону, и от этого толчка Тиму стало немножко холодно.

Он пошел к креслам. Оглянулся.

Мама так и осталась стоять с гребешком и раскрытой сумочкой. Тим потом вспоминал ее такой, чтобы понять, зачем она довела себя до незакрытой сумочки в чужом зале. И не понял.

Когда Тим ступил на розовый разрисованный крут, черный глаз телекамеры подплыл к нему и проводил до самого центра.

— Какой милый мальчик!

Это сказала женщина, которая гладила прежнего мальчишку по голове. Она была очень красивая. И фраза прозвучала вполне красиво. Наверное, она была детским психологом. Тиму стало любопытно.

— Как тебя зовут? Сколько тебе лет?

Он ответил.

— Замечательно! А что ты умеешь делать?

— А что вам нужно? — спросил Тим, так и не поняв, что замечательного было в его первых ответах.

Женщина поглядела на своих соседей и опять улыбнулась. Зубы у нее тоже были красивые.

— Как у тебя со счетом?

— Нормально… — он вспомнил маму, — до миллиона, — он понаблюдал за эффектом и добавил: — и обратно.

Люди в креслах опять рассмеялись. Глупое веселье нагоняло на Тима скуку. Он не то чтобы обиделся, но вспомнил прочитанное где-то, что возраст еще не авторитет, и случайно тоже улыбнулся.

Взрослые увидели простодушную улыбку ребенка и стали еще добродушнее.

— С письмом у меня тоже всё в порядке. Показать?

— Нет! Что ты. Мы верим. Скажи, а что ты больше всего любишь?

Тим опустил голову.

— Маму.

Женщина снова переглянулась с другими, но никто уже не улыбнулся.

— Ты хороший мальчик, — сказала она. — А вот сможешь ли ты решить такую задачку: представь, что ты машинист, в твоем поезде пять вагонов. На первой остановке из поезда вышло шесть пассажиров…

— Я знаю эту задачку. Машинисту семь лет, как мне…

Тим осекся. Ему не было велено перебивать жюри. Он закусил губу.

Женщина вроде бы не заметила, похвалила и продолжила:

— Ты знаешь какие-нибудь стихи?

— Да. Песнь о Гайавате…

Красивые брови женщины поднялись так высоко, что Тиму пришлось отводить хитрые глаза.

— Всю?

— Всю. Только не по-английски.

Мужчина справа не удержался:

— И по-английски что-нибудь знаешь?

— Немножко Киплинга.

Мужчина хмыкнул.

— Слава богу, не Шекспира… Что же, читай, Гайявату… Или как там.

Тим начал, слегка запинаясь, потом осмелел, но тут женщина кашлянула и предложила Тиму остановиться.

— Спасибо, Тим. Ступай к маме.

Она было протянула руку, чтобы и его погладить, но Тим вовремя шарахнулся.

— Не надо меня гладить, — тихо попросил он женщину.

Она опять подняла брови.

— Почему?