Полдень, XXI век, 2010 № 04

За ночь странное сооружение на пляже обрело окончательные формы. Оно походило на инопланетное оружие из дорогого фантастического боевика. Было в нем что-то неприятное и пугающее. Какая-то скрытая угроза.

Администратор за стойкой протянул мне цветной буклет — на черном фоне красным надпись в одно слово: «Катаклизмос». Я совсем забыл о нем, и теперь был неприятно поражен неожиданным напоминанием. В буклетике сообщалось, что городской праздник «Катаклизмос» начинается сегодня вечером на Пальмовой аллее, и открывает его Большой Молодежный Парад.

На Пальмовой аллее стояла вереница туристических автобусов, перед ними колыхалась черная стариковская толпа. Наверное, тут были все оставшиеся в Ларнаке старики. Последние старики города. Плакали дети. Полицейские отделяли их от стариков и сажали в отдельный полицейский автобус. Гаммельнский крысолов наоборот.

Сорокалетняя девушка из «Пафоса» сидела в белом пластмассовом креслице. С моря дул свежий ветер, и она зябко куталась в легкую косынку. Небо из синего сделалось черным, я и не подозревал, что в этом райском уголке может быть такое небо. Я молча протянул девушке зажигалку, и мы закурили.

— Пойдемте ко мне, — жалобно предложила она. В ее голосе было столько отчаяния и мольбы, что отказать было невозможно.

Мари жила на десятом этаже, откуда открывался неплохой вид на море. Нам хватило пяти минут, чтобы удовлетворить друг друга. Мы были слишком напряжены и напуганы для долгих прелюдий. Потом мы стояли на балконе и снова курили. Фантастическое сооружение на пляже было видно отсюда как на ладони.

Она заметила, что я разглядываю его, и вдруг сказала:

— А я знаю, что это за штука.

Я повернулся и внимательно поглядел на нее. Она не шутила. Как и мне, ей было не до шуток. Я не задавал вопросов — просто ждал, когда она продолжит.

— Правда, знаю, — повторила она, будто оправдываясь. — Мне один местный мальчик сказал. Он был со мной вчера вечером. — Она глядела на меня с вызовом. — Да, был. И потом рассказал про эту штуку. Ты, наверно, думаешь, это аттракцион? А это никакой не аттракцион. Это экспериментальный излучатель. Стоит его запустить — и все старичье в радиусе ста метров исчезнет. Все, кому за шестьдесят. Раз — и никого нет. Здорово придумано? Этот мальчик, наверно, думал, что мне двадцать…

Я ошарашенно молчал.

Внизу, на Пальмовой аллее, стартовали набитые стариками автобусы, оставляя после себя разбитые стариковские чемоданы, рассыпанное стариковское белье… Нет, оно понятно… Что может быть отвратительнее, чем тайная геронтократия? И не в какой-нибудь там первобытно-общинной Океании, а здесь, в цивилизованной Европе. В руководстве гимназии — старики, в руководстве города — старики, в руководстве страны — старики… Давно лишенные иллюзий и идеалов молодости, снедаемые старческими болячками и страстишками, впавшие в маразм и паранойю…

Я представил себе мир без стариков. Вот прямо сейчас я закрою глаза, а когда открою их, стариков уже не будет.

Кругом одни молодые, здоровые, полные энергии и сил. И — глупые, наивно-глупые. Люди, лишенные опыта, лишенные прошлого… Может быть, поэтому они так легко дают себя обмануть? А их обманули. Тупо подставили. Потому что никакой это не излучатель против стариков. Помилуйте, какие старики? Последние старики — вот они, спешно покидают город. Через пятнадцать минут в Ларнаке останется одна молодежь. И сегодня она — весело и радостно, под самодовольный рев труб и оптимистичную барабанную дробь — промарширует по Пальмовой аллее в светлое небытие…

Катаклизмос.

Какой красивый, должно быть, этот парад. Светящиеся в темноте палатки с игрушками, сластями, воздушными шариками… тележки с мороженым, попкорном и жареными кукурузными початками… кафешки под открытым звездным небом… И мимо всего этого великолепия — по Пальмовой аллее — стройными рядами с флагами и штандартами в руках… юные барабанщики в белых перчатках… юные морячки в черных фуражках… юные полицейские с полосатыми шнурками вместо галстуков… парни и девушки в народных костюмах… старательно вскидывая голенастые ноги… высоко взмахивая правой рукой… с каждым шагом приближаясь к непонятному, уродливому, тихонько урчащему в темноте устройству… чтобы исчезнуть, раствориться, перестать быть…

Хотел бы я знать, кто придумал эту дьявольскую штуку.

Мы твои послушные птенцы, Мамуля, и мы не задумываясь берем конвертики от неизвестных нам благодетелей. Жизнь давно выбила из нас глупые принципы, и мы многим готовы поступиться. Только вот как научиться подавлять позывы к рвоте, когда становится совсем уж тошно. Вот как сейчас…

Откуда-то издалека ветерок донес короткую барабанную дробь. Последняя репетиция перед парадом. Она вывела меня из оцепенения. Я знал, что делать. Кто бы ни затеял эту грязную игру, я не хочу в ней участвовать. Килограммовый брикет пластита… этого должно хватить… А конвертики… бог с ними, с конвертиками. Остановите такси, Славик, я выхожу.

Ольга Артамонова

Гадкий Барби

Рассказ