Полдень, XXI век, 2010 № 07

– Больной, хер ли.

За ужином Муха сел рядом с Хвощом и, ткнув его локтем под ребра, заговорщицки подмигнул:

– Как там король гнили?

Хвощ вздрогнул и выронил ложку. Лицо его вытянулось и побелело, Муха даже испугался, что тот сейчас грохнется в обморок. Но нет. Глубоко вдохнув, Хвощ спросил дрожащим голосом:

– Откуда ты знаешь? Муха заржал:

– Оказывается, ты не только во сне разговариваешь! Хвощ, видимо, понял, что к чему. Краска постепенно возвращалась на его лицо. Он схватил ложку и зло пробормотал:

– Хочу – говорю, хочу – не говорю!

Сине-серые сентябрьские сумерки заполнили комнату. Дежурная воспитательница уже закончила обход и погасила в спальне мальчиков свет. Наступило странное, зыбкое время между днем и ночью, между сном и явью, время теней и жутких историй, важных разговоров, подводящих итоги, расставляющих все по своим местам. Муха, которому не спалось из-за воспоминаний об отце, сел на кровати и спросил:

– Эй, Хвощ, как там в психушке?

Он не надеялся на ответ, но услышал его:

– Весело.

– Да ладно. Что может быть веселого в психушке?

– Может, – Хвощ лежал на спине, не мигая, глядя в потолок. – У нас был кукольный театр.

– Трендишь! Театр, блин. Откуда в дурке театр?

– Не знаю. Он там всегда был.

Муха переглянулся с Рыжиком и выразительно покрутил пальцем у виска.

– И что там показывали?

Хвощ недовольно поморщился, не отрывая взгляда от потолка:

– Показывали всякое. Какая разница? Про Гамлета там, еще много.

– Про кого? – фыркнул Муха. – Это что за мудак такой?

– Принц один. У него отца убили, и он с ума сошел.

– Ни хрена себе! Вам там вокруг своих дуриков мало было?

– Ты не веришь мне? – голос Хвоща был спокоен и холоден, как лесной ручей.

– Нет, не верю, – Муха зло ухмылялся. – Мне кажется, в дурдоме тебя просто перекормили таблетками, потому что ты псих, долбанутый на всю башку. И теперь втираешь нам какую-то хрень про принцев и кукольный театр. Либо просто трендишь, либо тебя приглючило.

Рыжик встрепенулся:

– А еще этот, гнилой король, или как там!

– Точно! Он тебе снится, что ли?

Хвощ даже не повернул головы. По-прежнему глядя вверх, он просто сказал:

– Сам все увидишь. И закрыл глаза.

Следующим утром на тумбочке рядом с кроватью Мухи появился билет. Это была половинка обыкновенного листа в мелкую клетку, вырванного из школьной тетради. В центре синей шариковой ручкой было изображено нечто вроде занавеса с двумя классическими масками трагедии и комедии. Сверху шла надпись, сделанная крупными корявыми буквами с многочисленными завитушками:

«ДОБРО ПОЖАЛАВАТЬ В НАШ ТЕАТР».

А снизу еще одна, короткая, ровными четкими буковками:

«Билет № 1».

Муха повертел бумажку в руках, стукнул в плечо Рыжика:

– Глянь, как этого психа прёт. Всю ночь, наверно, сидел, рисовал.

Рыжик хмыкнул и, пожав плечами, полез в тумбочку за зубной щеткой. Муха подошел к Хвощу, процедил сквозь зубы:

– Это ты мне положил?

Тот медленно и настороженно повернулся, будто не был уверен, действительно ли слышал рядом с собой чей-то голос:

– Что?

– Что! Оглох, ёптвою?! Это ты мне положил, спрашиваю? Хвощ кивнул:

– Я. Положил. Пригодится.

– На хрена?

– Это билет, – он еле заметно улыбнулся. – В театр. Ты же хотел посмотреть.

– И чё, типа, они ко мне приедут теперь?

– Да. Уже скоро.

Муха скривился. Чокнутый слишком далеко зашел в своем вранье, это отличный шанс проучить его. И, несмотря на то, что держать бумажку в руках было неприятно, Муха аккуратно сложил ее, сунул в задний карман джинсов и сказал:

– Хорошо. Но если никакого театра не приедет до понедельника, я тебе рыло начищу, лады?

– Лады, – просто ответил Хвощ и начал натягивать свитер, давая понять, что разговор окончен.

День выдался суматошный, но удачный. Утро было туманное и холодное, однако небо оставалось чистым, без единого облачка, и ни одно из запланированных мероприятий не отложили. В пробеге детдомовские оставили домашних далеко позади, без труда победив на каждом из десяти этапов.

Потом была пожарная эстафета. Они разматывали шланг, таскали на носилках «раненых», носились вокруг стадиона в противогазах. Рыжик схлестнулся с одним шестиклассником, и Муха кинулся другу на подмогу. К тому времени как подоспел физрук и растащил их, у обоих уже были разбиты носы и губы, хотя шестикласснику досталось сильнее, все-таки его били вдвоем. Классная руководительница накричала на них, пообещала рассказать все воспитателям. Муха послал ее по всем известному адресу – громко и прилюдно. Он был слишком взвинчен, чтобы соображать, что делает. Классная отвесила ему пощечину и пообещала засадить в изолятор на неделю. Муха плюнул ей под ноги, развернулся и пошел прочь. Двое десятиклассников остановили его и привели в детдом, где оставили под надзором подслеповатой технички тети Саши до окончания всех мероприятий дня здоровья.

После обеда у них была забита стрела с одним парнем из домашних, который вдруг начал ни с того ни с сего кричать, что Горб на своем участке эстафеты срезал путь. Вполне возможно, это действительно имело место, но сдавать своих никто не собирался. Победителей, как известно, не судят.