Полдень, XXI век, 2012 № 05

Встреться с Квазаром кто поинтеллигентней, он непременно впал бы в мистицизм и религиозный экстаз, учёный-атеист посчитал бы его за монстра и отправил в кунсткамеру, а вот во внутреннем мире ротмистра таинственный пришелец был принят радостно, но без удивления, подобно недостающему элементу в таблице химика Менделеева.

Потому что виновны были все – и ответить должны были тоже все.

– Куры эти ваши, они… кто? Не состоят ли в тайных обществах?

– Кака тайна! Всё время на виду.

– Нет, ты мне по совести скажи: куры они или что?

– Так это как посмотреть. Спереди вроде куры, а сбоку выходит личность.

– А какая она, эта личность? – замирая, спросил ротмистр.

– А вот как на патрете! – сказал допрашиваемый, радостно тыча пальцем в государеву персону в золочёной раме.

– И что, – не слыша себя, спросил ротмистр, – они все такие?

– Все как одна, ваше благородие!

– Та-ак… А не из царской ли они фамилии? Не Романовы ли?

– А кто ж их спрашивал. Может, и Романовы.

– Не обознался ли ты, любезный?

– Уж четвёртую сотню лет на этих курей гляжу…

– Романовыми кликать не пробовал?

– Всяко пробовал…

– Откликались?

– Откликались.

– А притеснять их не притесняете?

– Сами-то не притесняем, разве петух какой… Так ведь это для дела.

– А Восьмой, он… не петух?

– Какой петух! Так себе, железячка.

– Бомба?!

– Врать не стану, в брюхо к нему не лазил.

– Почему не лазил? Опасался?

– Ясное дело. Руку оттяпает, а новая пока вырастет…

– Опасался – значит, бомба. А бомба он для террору против царской фамилии… А они, значит, бедненькие мои…

Последним усилием рассудка Штаницын понял одно: дому Романовых угрожает смертельная опасность. «Обезвредить Восьмого! Обезвредить Восьмого!» – стучало по голове тревожной мыслью.

От таких ударов он почувствовал боль. Это была боль за государя-императора.

– Ты, голубчик, отдохни пока, – сказал он уводимому Квазару. – У меня голова что-то разболелась…

Потом он в течение получаса ходил по кабинету, стараясь не стучать ногами и на каждый нечётный шаг затягивая солдатскую песню, изредка застывал по стойке «смирно» перед августейшим портретом…

Наконец уселся за стол и вытащил стопку чистой гербовой бумаги.

Потрясающий документ века, или Курица не птица, а…

«.. Настоящим установлено, что на основании проведённого мною дознания крестьянин из Галактионовки Альфацынтаврского уезда Квазар Пульсаров показал о наличии заговора противу царствующего дома. Во главе заговора стоит изменник и социалист по кличке Восьмой, будучи связан с аглицким городом Лондоном. Упомянутый Квазар Пульсаров показал, что означенный Восьмой представляет собой натуральную бомбу, каковую намерен подложить под устои правопорядка. Отталкиваясь от состояния крайней опасности, членам царской фамилии во главе с Государем приходится скрываться в обличии курей, имеющих, впрочем, в профиль вполне человеческую фигуру. Государь и его семья скрылись в секретную деревню Галактионовка, которая Альфацынтаврского уезда никакой губернии и находится в административно неохваченных областях, не значась при этом ни в каких реэстрах. Ввиду невозможности допустить влачения образа жизни возлюбленным Монархом в куриной сущности, предлагаю создать Чрезвычайную комиссию, усиленную двумя полуротами гренадер для поимки Восьмого и перечисления венценосной фамилии в прежнее состояние. Дело полагаю безотлагательным, памятуя об опасности, всечасно нависающей над Империей, ибо жители секретной деревни Галактионовки темны и по недомыслию или злонравию способны использовать вышеозначенных курей-Романовых по прямому их назначению, т. е. как курей. С себя лично вины не снимаю, поскольку виновны все – и ответить должны все…»

– Ещё один сгорел на работе, – констатировал граф Орлов, прочтя перед сном доклад Штаницына. Подумав, наложил резолюцию: «Отставка с полным пенсионом».

Перекинувшись пару раз в дурачка с денщиком и оба раза выиграв, зазевал и отправился почивать.

Судьба Николая Романова, или Пока жареный петух не клюнет

…Не без всегдашнего трепета подходил Орлов к двери государева кабинета, хотя бояться было, в общем-то, нечего. Да и доклад был пустяковый – о публичном чтении студентом Киевской духовной академии Ардалионом Лютифертским скабрёзной поэмы о праведном Лоте и дщерях его.

Как и следовало ожидать, государь стоял у окна, но в его мощной фигуре чувствовалась какая-то затаённая печаль.

– Пришёл? – не оборачиваясь, осведомился царь. – Читай.

Доклад подходил к своей наиболее интересной середине, когда Орлов заметил, что государь стоит на ногах как-то неуверенно. Разглядев, в чём дело, граф ахнул и уронил папку с докладом.

– Удивляешься, милейший? – повернулся к нему государь и сердито царапнул лапой по паркету. – По твоей милости…

– Ваше императорское величество… – испуганно забормотал Орлов.

– Ко-ко-ко, – нетерпеливо оборвал его Николай. – А кто не прислушался к бдительному голосу ротмистра Штаницына? Молчишь?

Потом произошло совсем невообразимое: государь захлопал себя по ляжкам, огорчился и горестно закричал: