Полдень, XXI век, 2012 № 10

Не знаю, почему сразу по возвращении от нее я перечитал тот отрывок из Лема. Я довольно толстокож и плохо понимаю тонкие движения чужих душ, за что меня всегда справедливо упрекала супруга. Но в тот раз я что-то почувствовал даже сквозь свою дубленую временем бегемотью шкуру. Что-то такое, что заставило меня воспротивиться лемовским пророчествам. Я догадывался, что сняв трубку и семь раз ткнув в кнопки телефона, рискую провалиться в параллельное пространство, которое пока не существует, но возникнет вместе со звонком, чуял, что я в точке бифуркации, что волновая функция моего бытия сколлапсиру-ет вместе с последней набранной цифрой, знал, что раздавшийся с той стороны голос вынесет мне приговор подобно тому, как наблюдатель, открывая ящик, решает жить или не жить коту Шрёдингера. Мне стало жалко невинного кота, и я не позвонил.

2. Стасик. Город Х. 1967 год, август

2.1. Опять болит, зараза. Неужели все-таки придется идти к зубодралам… Нет, не дамся. Пополощу разведенной в кипятке содой, и, глядишь, отойдет. Не в первый раз. Только б щеку снова не разнесло.

Сегодня надо за молоком. Вот поем, если зуб даст, и пойду краешком леса, хоть это и лесопарк только, но все равно приятно идти по земляной тропинке, а не по асфальту, а мимо будут ехать троллейбусы, целых два проходят мимо, пока я на работу иду.

По этой тропинке я шел весной в пятницу домой, как меня вдруг позвал сидевший на скамейке странный человек. По нему было видно, что он не опасный, а странный. Я приостановился, и он тут же спросил:

— Не можете ли вы уделить мне пять минут времени. Я хочу почитать вам стихи.

Хоть я и оторопел, но из меня само собой вылетело:

— Свои?

Он тоже оторопел, но тут же оскорбился:

— Ну почему свои, просто стихи.

Стихов я не понимаю, а потому не люблю, но мне стало любопытно, и я присел рядом. Читал он все незнакомое, про Марбург и про то, что полночь не та. Он почитал действительно минут пять, а потом спросил:

— Вам сколько лет?

— Двадцать.

— Ужасный возраст.

Тут уж я оскорбился:

— Это почему? По-моему, прекрасный.

— Тем-то он и ужасен, что прекрасный. Не скоро вы еще это, к счастью, поймете. Как же это прекрасно — ничего не понимать. И Пастернака вы не скоро поймете, если когда-нибудь вообще…

Про Пастернака я слышал, у нас на работе втихую давали друг другу почитать его «Доктора Живаго», шепотом говорили, что запрещенная книжка и могут быть неприятности. Мне не давали, да я и не просил. Хотя Инка и намекала, что могла бы дать на ночь, но я намека вроде не понял. Потом как-нибудь прочту.

Я встал, а он остался сидеть, и я ему был уже явно неинтересен. Из вредности и от обиды я с ним подчеркнуто вежливо попрощался и пошел к дому. Он меня тут же окликнул:

— Не обижайтесь, у вас хорошее лицо, а у меня жена умерла. Сегодня.

2. 2. На проходной я покажу пропуск, пройду через крутилку и остановлюсь. Сегодня я не пойду мимо фонтана градирни, а пойду налево. Там уже ждет Василий, старший лаборант и ударник труда. В руках у него накладная и наряд на уйму литров молока для всех наших, кто его получает за вредность.

Выходим за ворота и прямо к грузовику. Я в кузов, лихо через борт, как будто в армии, хотя пока на вечерке отсрочку дают, и слава богу, а Василий степенно в кабину. Он солидный, скоро 40 стукнет, на доске почета висит и руками чего хочешь сделает. Его завлаб запросто от молока отбоярил бы, но Василий — демократ, всё как все делает, а по молоко особо охотно ездит, хоть и не часто его отпускают. Почему охотно, я пока не понял, не из-за пары дармовых литров ведь.

Молоко таскать легче, чем дьюары с жидким азотом. Пакеты-тетраэдры компактно уложены в изящные формочки, весь объем аккуратно занят, даже смотреть приятно. И день отличный — и тепло, и уже пахнет осенью. Даже жалко, что не надо идти в школу, в ненавистно-нежный класс, в первый день пахнущий свежей краской. Странно, что я уже взрослый, в будущем блестящий физик. Это не только я сам так думаю, другие тоже так считают. Случайно услышал, как Инка говорила нашему главному инженеру, будто я умнее моего шефа. Но тут надо делать скидку — Инка не совсем объективна, хотя все равно приятно.