Полдень, XXI век, 2012 № 11

Мне показалось, что отец и ждет разговора с нами, и оттягивает его. Я давно заметил за ним, что он откладывает на потом не только малоприятные дела, и это вполне понятно, но и приятные ему вещи он тоже оттягивал, как будто хотел подольше сохранить предвкушение чего-то хорошего. Мне это нравилось. Я не понимал людей, которые, завладев наконец бутылкой холодного пива в знойный день, сразу срывали с нее пробку и принимались жадно глотать. Мне были больше по душе те, кто, полюбовавшись запотевшими боками, неспешно наполняли стакан, причем по стеночке, чтобы не было лишней пены, и маленькими глоточками, с чувством, с толком, с расстановкой потребляли вожделенную влагу. Отец был именно таким.

Тут вмешалась Кэт.

– К вступлению в брак мы еще вернемся в подходящий момент, – она подмигнула мне, снова с удовольствием заметив, как я покраснел, – а пока поговорим о деле.

«Нет, все-таки американцы невозможные люди. Неужели нельзя было найти другого слова, кроме business»? – подумал я и похолодел, поймав понимающий взгляд Кэт. «Она что, мои мысли читает?»

– Станислав, – продолжала Кэт, – мы с Сержем не совсем обычные люди.

– Да уж… – начало было отец, но Кэт его прервала.

– Извините, я договорю. Мы сейчас постараемся объяснить, в чем заключается наша необычность. Вы готовы? И может быть, мы можем где-нибудь сесть?

Я только тогда заметил, что мы продолжали стоять на пороге. Отец встал и пошел за нами в комнату, носившую у нас название «салона», поскольку в ней стоял старенький диван и пара кресел. В них давно уже никто не сиживал, но теперь они оказались очень кстати. Мы с Кэт сели в кресла, а отец расположился на диване. Было видно, как ему хочется закурить, но врачи запретили, и он держался.

– Я раздумываю, с чего начать, – произнесла наконец Кэт после долгих секунд молчаливого лицезрения друг друга.

– Обычно в таких случаях говорят: начните с самого начала, но я не уверен, что вам это подойдет, – проворчал отец. – Собирайтесь с мыслями, я подожду еще немного. И так вон сколько ждал…

Это был упрек в мой адрес, и вполне справедливый. И я не знал, с чего начать, а потому с надеждой смотрел на Кэт.

Она еще помолчала с закрытыми глазами, а потом в упор посмотрела на отца. Тот выдержал ее взгляд и усмехнулся.

– Это что, сеанс гипноза? По Воланду?

– Нет, – спокойно ответила Кэт, – я просто пробежалась туда-сюда, чтобы проверить, не случится ли с вами второй инфаркт. Похоже, что в подавляющем числе случаев вы перенесете наши новости без особого ущерба для здоровья. А что ты увидел, Серж?

– Ничего, – беспомощно отозвался я. – Я так не умею.

– Научу, не так это сложно.

Выслушав этот короткий диалог, отец заложил ногу за ногу и поинтересовался:

– Вы что, пришли мне голову морочить? Или говорите, что хотите сказать, или я пойду к себе. Хироманты… Медиумы… Экстрасенсы…

– Вроде того, – согласилась Кэт, – хотя и не совсем. Кстати, это не наша, а ваша вина, а может, и заслуга, что мы такие какие есть. Чья ваша? Ваша лично, и матери Сержа, и моей мамаши, и моего дорогого папеньки. Кстати, и он, и моя маман тогда тоже переболели вирусной инфекцией. Вы ведь передали нам свои модифицированные вирусами гены, а те гены скрестились так, что мы можем прыгать между реальностями. Вы ведь в курсе расщепления реальности по Эверетту? Так вот, это расщепление, которое и на самом деле происходит, – мы не будем сейчас вдаваться в анализ того, что означают слова «на самом деле», – доступно для нашего с Сержем восприятия. Мы существуем, как, впрочем, и все остальные, во всех различных ветвящихся мирах, но с той лишь разницей, что вы не можете осознавать перескок из одного мира в другой, а мы можем. Я понятно объясняю?

– В общих чертах, – уклончиво ответил отец. – С эвереттовщиной я знаком, но всегда полагал ее чисто формальным приемом, занятной интерпретацией правил квантовой механики, но не более того. И вы можете эти прыжки между реальностями мне продемонстрировать?

– Нет, конечно, – призналась Кэт. Я молча подтвердил кивком. – Ведь только мы ощущаем эти переходы, а вы…

– А я должен поверить вам на слово, – перебил ее отец. – «Верую, ибо абсурдно». Так?

– Получается, так.

– Увы, не могу. Я не солипсист, мне все еще дорога объективная реальность…

– «Данная нам в ощущениях»… – подхватил я. – Так, кажется, Ильич в бессмертном труде про материализм и эмпириокритицизм выразился? У тебя, наверное, пятерка по марксистско-ленинской философии была.

– Была, – согласился отец. – На том стоим. Не на голове же…

Интересно, откуда он узнал про стояние на голове, или это случайное совпадение? Но Кэт никак не отреагировала. Она снова в упор смотрела на отца. Мне стало неловко, но его, похоже, ее взгляд совершенно не волновал.

– Па, – начал я, – ведь то, что мы ощущаем, для нас совершенно реально. Это наша реальность, данная в наших ощущениях. Мы не можем ею поделиться, как не можем поделиться с другим человеком ощущением своей боли. Ведь реальность боли ты не станешь отрицать?