Все трое были женского пола. Во всяком случае, двое гостей щеголяли юбками, а третий — неким подобием женственности… примерно так же, как если бы приснопамятный Крештен побрился, отрастил бы волосы и роскошный бюст. Костюмчик, кстати, у… э-ээ, девицы тоже напоминал о железнодорожной бригаде — ярко-рыжий комбинезон, заправленный в коричневые сапоги, да вместо клетчатой рубахи блуза с геометрическим орнаментом. Кроме этого рисунка и любопытного взора, ничего общего между тремя аборигенками не просматривалось. Та, что имела «геометрический» поясок, более всего походила на куст, принявший под ножницами садовника человеческую форму. Та, что укрыла голову «серийным» платком-банданой, напоминала сатира. Она-то и заговорила. Что сказала — ясное дело, Дуня не разобрала. Это мастеру Лучелю могло примерещиться, что он наложил на девушку заклинание — в действительности ничего подобного он не творил, потому местный язык для странницы (опять и снова) оказался неизвестным. Но о чём вещала сатир, Дуня, пожалуй, догадалась: судя по метке-украшению компания принадлежала к одной организации — какой-нибудь банде или гильдии нищих, хотя оборванками дамочек назвать было трудно. Да кто их знает, может, принарядились к празднику?
Не пытаясь выяснить подробности, Дуня поднялась, бросила на мостовую монетки, вышвырнула в урну пакет с сухарями — мусорное ведро вдруг схлопнулось бутоном, из его нутра донеслось довольное урчание, что в тот момент нисколько ни удивило, ни испугало девушку — и побрела прочь. Троица недоумённо переглянулась и быстро собрала оставленное странной человечкой богатство. Ведь ей кидали настоящее золото!
Народ веселился. Дуня медленно шла туда, куда вели ноги. По сторонам она не глазела, вперёд, в общем-то, тоже — крупные препятствия успевала замечать шестым чувством любительницы чтения на ходу, мелкие сами спешили увернуться, пугаясь нехорошего вида и не лучшего аромата. Девушке было всё равно, что о ней думают. Да она и не замечала косых взглядов, морщившихся лиц, отскакивающих прочь тел. Она ничего не видела. Вероятно, потому и услышала средь громогласного тарарама тихий напев флейты. Впрочем, в этой мелодии было что-то особенное, притягательное, её уловила не только отрешённая от всего и вся Дуня, но и разгорячённые праздником существа.
На небольшой площади, центром которой служил трёхъярусный фонтанчик-вазочка для фруктов, собрались зрители, человек… ну-у, пусть будет человек, тридцать или сверх того. Они оказались разными настолько же, насколько поданные страннице добрыми гуляками монеты — не одной расы, пола, возраста. Наверняка различных профессий. Они, выйдя сюда, уже не сливались с остальной толпой. Они стали другими — естественно, не надолго, временно, пока их не отпустит тот, что всецело завладел их вниманием. На третьем «блюде» фонтана, нисколько не стесняясь обнажённых мраморных дев, заливающих его из белоснежных кувшинов водой, сидел юноша. Он-то и играл на блестящей солнечной позолотой флейте. И, кажется, ему не было никакого дела, что рядом кто-то есть.
Дуня издалека, со спины легко узнала уличного музыканта.
— Сла… — ух, опять она. — Ливэн?
Как он её услышал? Может, оттого, что и тут зрители расступились? Или виной тому удивительная тишина, в которой царила лишь песня, а гомон не допускался? Так или иначе, паренёк резко оборвал игру и обернулся. Посмотрел на ту, что даже не окликнула, а просто-напросто сказала вслух его имя. Себе, не другим. Не ему. И узнал.
— Ты?
Это был он, заключённый сто сорок четыре. И у странницы имелась к нему пара-другая вопросов.
— Именно, — она сложила руки на груди. Девушке не терпелось выяснить, почему её лицо в паре с этой физиономией расклеено по всем вагонам и наверняка другим, более людным местам. В этот момент странница позабыла печаль, что тянулась за ней с самого расставания со златовлаской. Увидев Ливэна, Дуня расцвела, готовая броситься к нему на шею. Но как только юноша оглянулся, признал и по-дружески приветливо ухмыльнулся, так сразу же девушка припомнила и поцелуй, и шуточки пожелезников. И почему-то — никогда она за собой такой дури не замечала! даже в школе! — захотелось швырнуть чем-нибудь в весельчака. На беду, сумку было жалко.
— А я и не знал, что ты отсюда, — радостно крикнул он и обезьянкой по лианам спрыгнул по ярусам в нижнюю чашу фонтана, обдал водой слушателей, чем их благополучно и распугал, ничуть тому не расстроившись.
— А вы и не спрашивали, — Дуня приблизилась к бортику. После сухарей, да глядя на купающегося флейтиста, жажда не заставила себя ждать. Хотя в чистоте общественной воды девушка сомневалась, но уже вовсю присматривалась к фонтану.
— Да прекращай мне выкать, я ж тебя младше буду — не прилично даже как-то, — хмыкнул парень, шаря по дну — собирал монеты. Однако скоро занятие ему наскучило и, плюнув на предполагаемую выручку, Ливэн выбрался на сушу. — Да и в прошлый раз ты на такую глупость не тратилась… Ой, ну и паршиво ты выглядишь, спасительница. — О запахе он тактично умолчал, но настолько яростно потёр нос, что лучше бы высказался.