Поле под репу (СИ)

— Так всё же, объясните, что произошло с Лучелем, — вернулся к прежней теме невидимка.

— Произошло? Что? — грудь Олорка задрожала от рыка. — Тацу с ним произошёл! Всё с ним произошло. И ничего. Преставился наш старикан. И я уже сказал, кто виноват.

— Преставился? От кого информация?

— Уж поверь, из источника надёжней некуда. От Вирьяна.

Дуня повернулась к мужчинам спиной. От удивления, что удалось овладеть собственным телом, девушка вновь застыла. Сам-то разговор её теперь не интересовал. Как и Септ. Как и Олорк с близнецами. Как и Крештен с мастером Лучелем. Как вообще все участники этого безумия — реальные и вскользь упоминаемые. Как госпожа Л'лалио — пытаясь ей помочь, она сделает лишь хуже.

Как Тацу. Ибо о нём слушать уже было нечего.

— Вирьян встретил призрак Лу, — продолжил вельф. — И хочу отметить, призрак во всех отношениях: мало того что учитель погиб, так он ещё и лишился памяти. Он не помнил, кто и зачем он! Что же нужно сотворить с магом, чтобы такое случилось? чтобы и смерть не вернула истинную душу?! Я не знаю… Ян не осмелился рассказать Лу правду — только помог уйти, да ещё его обязательства на себя взвалил. Обязательства не нашего Лучеля, а того, замороченного! И вы желаете, чтобы я сочувствовал мальчишке? Нет, даже принимая во внимание его судьбу. Даже ради его отца — нет.

Странница шагнула прочь. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль объяснить всё Олорку, убедить его в невиновности менестреля, выложив всё ей известное, чему она оказалась свидетелем, очистить Тацу от подозрений и чужих грехов, но быстро девушка сообразила, что, как и советовал Страж, не стоит. Вельф и другие имеют чёткое мнение о несчастном музыканте, изменить которое, наверное, можно, но незачем. Потому Дуня сделала ещё один шаг — подальше от закутка за мраморной оградкой. Подальше от них всех.

Стражи внимательно наблюдали за гостьей.

— Что ты здесь делаешь? — Это, пожалуй, было неожиданно. — И как ты сюда попала? Ведь ты не с ними.

— Я ищу дорогу домой, — пожав плечами, ответила путешественница между мирами. — Искала. Мне обещались помочь.

— Тогда зачем уходишь?

Девушка вновь пожала плечами. Она не видела смысла в помощи Септа.

— Скажите, а я есть в вашей книге?

— Книге? — удивился круглощёкий Страж-витязь. — Конечно. В ней есть все. Как тебя зовут?

— Янепонимаю, — буркнула одним словом Дуня.

— Он спрашивает: как твоё имя? — уточнил молодой старец… или старый молодец.

А, вот, Сладкоежку «Янепонимаю» вполне устраивала. Ему даже нравилось.

— Лес, — Гостья действительно позабыла, что зовут её иначе.

— Странно, я не могу найти тебя в списках, чадо.

«Странно, — передразнила про себя Дуня. Почему она это сделала? — Разве для того чтобы найти, не нужно искать?»

— Нужно.

Девушка покраснела. Кажется, хозяевам было всё равно, как она с ними разговаривает — вслух или мыслью — и разговаривает ли вообще, и с ними ли.

— Зачем ты язвишь? У тебя получается, но тебе… не идёт, не подходит, — тот, что богатырь, покачал головой. Дуня стыдливо опустила глаза. — В мирах, ты права, существует множество Лес, но тебя среди них нет. Значит, нам неизвестно, где твой дом — извини, тебе придётся поискать самой.

— Но как?

— Просто укажи, куда ты хочешь, — собеседник кивнул на пенную стену. Только тогда странница заметила, насколько далеко они от магов за светлым столом.

Стена, кстати, и впрямь состояла из пузырьков. Или прозрачных шариков — это уж как посмотреть да назвать. Впрочем, не таких и прозрачных: свет проникал сквозь них, как проникал бы он через мыльную плёнку — преломляясь, беспрерывно кружа в радужных разводах, искажая картинку по ту сторону. Да и не было той стороны. Дуня вгляделась. Картинки находились внутри пузырьков — маленькие и застланные хлопьями искусственного снегопада, словно в рождественских шариках-подарках из американских фильмов. Ничего не видно.

Девушка наклонилась.

То ли она чересчур приблизилась, то ли шар сам подлетел и увеличился, но глаза начали различать мелкие детали. Домик в окружении зелени и мощёных плиткой дорожек. Поначалу он показался донельзя опрятным и ухоженным, как на открытке-тюрьме, разве что объёмной, но потом, к огромному облегчению Дуни, стало ясно, что строению давно потребен ремонт — и нет в этой старости ничего идеалистично-романтического. Мох на прохудившейся черепичной кровле и грязно-пятнистой стене висел клочьями, его, похоже, пытались сбивать палкой. Из крепкой, но несколько покосившейся закопчённой трубы валил чёрный дым, будто в камине под ней жгли резину. Зато ставенки и дверь недавно подновили — они сверкали лаком и краской, даже чудился их одуряющий запах, который перебивал лишь видимый, однако несуществующий аромат цветочков в кадках на карнизах. Простеньких цветочков, не великолепных, но красивых — фиалки? анютины глазки? астры-ромашки? бархатцы? или же ещё какие петунии? На окнах висели занавесочки, чистые и аккуратные, застиранные до тюлевой прозрачности. Это был всего лишь домик, обыкновенный для обыкновенных людей.

— Тебе туда?

— Не думаю, — мотнула головой Дуня. — Там живёт хорошая женщина, но мир её мал.