Полет бабочек

— Нет, не нашел.

— Понятно, — говорит отец и откидывается в кресле.

Похоже, его жажда утолена. С тяжелым сердцем Софи понимает: это именно то, что отец хотел от нее услышать; он все время ждал, чтобы муж ее хоть в чем-то, но потерпел неудачу.

— По крайней мере, — выдавливает она, — он мне об этом не рассказывал. Но у меня такое чувство, что дело, по которому он уехал в Лондон, может быть как-то связано с этим. Томас не распространяется по этому поводу. Вероятно, он готовится объявить официально, поэтому вынужден хранить молчание.

— Вероятно.

Отец поглаживает рукой бороду, избегая смотреть ей в глаза.

Она вспоминает их неприветливый дом в Кингстоне, где все ходили на цыпочках, крепкую руку нянюшки, которая тянула ее прочь от дверей отцовского кабинета. Софи всегда удивляло — как эта мускулистая и суровая на вид женщина могла быть такой нежной и ласковой. Нянюшка не имела привычки говорить, что любит детей, но когда она заключала Софи в свои объятия, им было так уютно — они подходили друг к другу, как ключик к замочку.

Они заканчивают чаепитие почти в безмолвии. Отец поворачивается к камину, и взгляд его скользит по единственной фотографии матери, которая есть у Софи. У молодой женщины такой вид, будто только что срубили ее любимый розовый куст, — она прикусила тонкую губу, чтобы не заплакать, но глаза при этом дерзкие, взгляд мстительный. Единственное воспоминание Софи, связанное с матерью, это само слово; она помнит, как губы произносили «мама», когда она только начала ходить, — но его не к чему было отнести. Со временем слово это совсем утратило значение и исчезло из ее лексикона.

Софи пытается разговаривать непринужденно, но отец сидит, будто спрятавшись за чайной чашечкой. Не очень-то подходящее средство для защиты, конечно, но он умудряется укрываться за маленькой чашкой, как за самой большой и крепкой броней. Ни в коем случае не допустить, чтобы какие-то теплые, сердечные слова проникли в него. Ей становится очень смешно, но она сдерживает смех и встает с места.

— Что ж, спасибо, что навестили нас, отец.

Она замечает, что он ждал этих слов.

— Да-да, — говорит он, не скрывая облегчения, и тоже встает, — В самом деле, мне нужно зайти кое-куда по делу.

Зайти выпить бренди, подозревает она, в «Звезду и подвязку». Ладно, пусть не мучается. Для него общение с дочерью — сущее наказание. Но и для нее с ним — тоже.

После ухода отца она медленно идет по лестнице наверх — в одной руке чашка с чаем, другая рука держится за перила. Томас спит в затемненной комнате. Она отодвигает шторы и ставит чай рядом с постелью.

— Он ушел, — говорит Софи. — Спасибо, что вел себя так тихо.

Капитан Сэмюэль Фейл высаживается из экипажа у входа в гостиницу «Звезда и подвязка». Здесь у него назначена встреча со старинным приятелем Сидом Уортингом, но он решает приехать чуть раньше — пропустить стаканчик-другой виски, чтобы быть готовым выслушивать все байки Сида насчет его расчудесной жизни. Не то чтобы Фейл завидовал успехам друга — Сид заключил несколько сделок с одной из бразильских каучуковых компаний и теперь пожинает плоды невероятного бума в этой отрасли, — но что за нужда так долго и нудно разглагольствовать обо всем этом. О своих делах, да еще о симпатичной молодой женушке — молчаливой француженке, которую он подцепил в одном из путешествий. Она, конечно, великолепный экземпляр, кто бы сомневался, — с милым сморщенным личиком, как у соцветия бархатцев; но Фейла удивляет другое: что сделал Сид, чтобы она стала такой чертовски спокойной? Разве этим средиземноморским женщинам не полагается быть вспыльчивыми и крикливыми? На его взгляд, это даже делает их привлекательными. Вряд ли он хотел бы для себя такую же — нашлась бы молодая англичанка, умеющая прямо держать спину, хоть завтра бы женился, — но просто ему никак не понять, что тут кроется. А может, эта скромность лишь показная и француженка днем сдерживает всю страсть, чтобы выплескивать ее по ночам?

Фейл хихикает, воображая, как Сид — не самый шустрый из мужчин теперь, когда богатство его перетекло в огромное пузо, — кувыркается под простынями со своей драгоценной красавицей. Столько денег — и все не туда.

Он расплачивается с кучером — тот ворчит, недовольный тем, что они так мало проехали от дома Фейла. Капитан идет прочь и, чувствуя спиной взгляд возницы, хромает еще сильнее, чтобы вызвать сострадание этого грубияна-молокососа. Пусть видит, как трудно ему ходить с таким увечьем, пусть даже дом его недалеко отсюда. Он слышит, как кучер, цокнув языком, трогает экипаж с места.