Десять месяцев во Франции сделали свое дело. И не только они. Эти месяцы следовало помножить на плоды сознательных усилий. И в результате получилось это отражение, блистающее фторлаком выровненных и выбеленных зубов, поволокой глаз, несущих отпечаток нездешней роскоши — продуманной, стерильной и комфортной, надежно выправленной гордой осанкой. Нет, не все, далеко не все наши дамы привозили из-за границы такое, по большей части ограничиваясь тряпками, побрякушками, бытовой техникой — вещами. Конечно, это все тоже имеет место быть. Идет сюда малой скоростью в двух контейнерах и прибудет как раз к Рождеству. Но было добыто и привезено сюда то главное, без которого любая тряпка, даже самая дорогая, теряет три четверти своего смысла, — новая личность, абсолютно созвучная великолепию новых вещей.
Да, проходящий год стал годом побед и восхождений. Причем побед тем более сладких, что дались они в борьбе-с собой, с Вороновым, с обычаями и обстоятельствами. То, что удалось Елене, было за пределами возможного и дозволенного советским гражданам, командированным за границу. Двухместный номерок в гигиеничной, но весьма средней, к тому же переполненной азиатами и неграми гостинице, куда фирма селила заезжих стажеров и временных сотрудников из стран второго и третьего мира (или сорта?), она смогла преобразовать в современный особнячок с прислугой, просторной мансардой и ровнейшей зеленой лужайкой в респектабельном Нейи, где под боком у них оказался великолепный культурно-спортивный центр с джим-ханой, сауной, бассейнами, теннисными площадками, барами, танцзалом, салоном красоты. Особняк принадлежал фирме, в нем оставляли на постой самых важных гостей — президентов аналогичных или превосходящих по статусу фирм, приглашенных консультантов и специалистов высшего класса, международных аудиторов и тому подобных. Ежедневная тряска в переполненном городском метро до Монпарнаса, где находился главный офис фирмы, или в не менее набитом вагоне пригородной линии до окрестностей Парижа, где размещались лаборатории и эксперименту g цеха, сменилась необременительными поездками в фирменном «мерседесе», с шофером и кондиционером, по ровным, поразительно гладким автострадам и шоссе. В дополнение к причитавшемуся ей и Воронову месячному жалованью, половину которого требовалось безвозмездно сдавать в посольство, она получала пухлый белый конвертик лично из рук Жан-Поля, вице-президента фирмы. Происходило это в стороне от посторонних глаз — в его кабинете, в лифте, в машине... в его или ее спальне...
Собственно, и особняк, и «мерседес», и «вторая зарплата» были делом рук Жан-Поля. Но благосклонное внимание молодого вице-президента пришло не сразу — ох не сразу! — и стоило трудов. Нужно было проявить себя и классным специалистом, и неотразимой женщиной, выделиться, при этом как бы и не выделяясь. Это было самое трудное, дальше пошло легче... Результат — вот он, в зеркале. И в портфеле у нее — экземпляр контракта, который фирма желала бы заключить лично с ней на будущий год. Можно не сомневаться, что наверху контракт будет одобрен и утвержден — ну кто откажет дочери такого отца? Так что в январе снова — прощай, немытая... И еще есть сейф, абонированный в банке на авеню Кле-бэр, и сейф этот не совсем пустой...
Гейм и сет. Один-ноль в ее пользу. Она подмигнула своему изображению, состроила надменную мину, рассмеялась и подняла воображаемый бокал: «За тебя, любимая... Кстати, почему бы не выпить вина по-настоящему? Как ты на это смотришь?»
Елена повернулась, одобрительным взглядом окинула отражение своей фигуры в профиль, пошла в гостиную и открыла дверцу бара — того отделения в серванте, где хранилось спиртное. Она придирчиво осмотрела бутылки. Коньяк «Праздничный». Нет, вот если бы «Мартель»... Совиньон молдавский. Ха-ха, мерси бьен, совиньон должен быть совиньонским... Непочатая бутылка «Дюбонне» — ее же подарок отцу по приезде. Пусть и дальше стоит... Водка. Бр-р! А что там, в углу?
Елена извлекла на свет большую темную бутылку с сургучной пробкой. Кагор марочный. Церковное вино, говорят. Что ж, можно и причаститься благодати по та кому-то случаю.
Налив себе полный бокал густого темно-красного вина Елена вернулась в прихожую, встала перед зеркалом, подняла взгляд. На нее, с обольстительной улыбкой поднимая бокал, смотрела элегантная заграничная красотка. Елена послала ей воздушный поцелуй и дотронулась хрусталем бокала до поверхности зеркала: «Будь здорова и счастлива, радость моя! И да исполнятся все твои мечты! Сантэ!»
Она поднесла бокал к губам и одним затяжным глотком выпила до дна.
— Уф! Пойдем перекурим.
Прихватив со столика сумочку, она вышла на кухню, достала из сумочки зажигалку и ярко-красную пачку облегченных «Галуазов» и с наслаждением затянулась. Нет, пора, мой друг, пора... Скорее бы отмотать срок в этой сраной Совдепии, где даже «галуазку» паршивую достают лишь по большому блату, и домой...