Полет ворона

В привезенном ею контракте значилась лишь она, «мадам Элен Воронофф», и от ее воли зависело, вписать туда мсье Воронофф в качестве члена семьи (муж) или не вписать. И это было свидетельством ее второй победы, по-своему не менее упоительной, чем первая. За десять месяцев превратить лощеного, самодовольного хама в неврастеника и подкаблучника, боящегося не то что законной жены, а и собственной тени, готового держать свечечку возле супружеского ложа, когда его достойная половина предается утехам любви с другим мсье... Кстати, даже жаль, что она не додумалась организовать такое действо. Было бы любопытно. Впрочем, достаточно и того, что мсье Воронофф получал от нее подробнейшую на сей счет информацию и не мог тешить себя какими-либо иллюзиями... Месть ее была постепенной, обдуманной, планомерной...

Ее метод строился на принципе кнута и пряника, но вначале пряник был большой и сладкий, а кнутик — почти игрушечный, в миленькой сексуальной упаковочке. Жизненные блага посыпались на Воронова как из рога изобилия: просторная квартира в престижном доме, «Жигули» последней модели, продукты и промтовары по специальным заказам и наконец — десятимесячная загранкомандировка. Причем не в какую-нибудь там Индию или Югославию (следующий этап после Монголии и Кубы), пазу в Париж, город мечты не только для советских а химиков-технологов. И велика ли беда, что от каждой интимной близости с молодой женой у него оставались сувениры в виде укусов, царапин, синяков? Похоже, ему это было даже приятно, да и у Елены, честно говоря, получалось кончить, только когда чувствовала мужнюю кровь...

А в остальном — покорность и смирение, преданность во взоре и безмолвное признание его первенства во всем. Елена, успевшая хорошо изучить Воронова, в общении с ним не уставала подчеркивать именно те черты, которые он сам усиленно в себе культивировал и которые, по его мнению, выделяли его из человечьего стада. Деловитость, аккуратность, хороший вкус, целеустремленность, светскую искушенность.

— Ты ж у меня не простой совковый инженер, — мурлыкала она, бывало, сидя у него на коленях и прижавшись щекой к его щеке. — Ты, Витенька, выездной, в, «боингах» летавший, виски хлебавший, белый свет повидавший...

Он лишь разнеженно кивал в ответ. Его самомнение, и без того немаленькое, раздувалось до размеров вовсе непотребных. Елена подчас искренне недоумевала: как можно воспринимать всерьез эту ходячую карикатуру. Сама, впрочем, от смеха воздерживалась, на людях была с ним почтительна, наедине — тем более. С умным видом выслушивала его поучения и наставления на предмет заграничной жизни. Кое-что мотала на ус.

Освоилась немного, подготовилась и перешла в наступление. Начиналось с мелочей — невинного замечания в присутствии французов, «случайно» пролитого ему на рукав красного соуса в самом начале ответственного приема в мэрии... А как эффектно его «забыли» во время экскурсии в Клермон-Ферран? Каждая такая мелочь откусывала чуть-чуть от его выдержки, самообладания, уверенности в себе, гасила чувство превосходства над женой. Он начинал ворчать, она реагировала тщательно дозированными извинениями, в которых постепенно все большую долю занимал легкий шантаж — собственной болезнью, служебным положением отца, обязательствами, взятыми на себя Вороновым при заключении брака, необходимостью хорошо держать себя как перед французами, так и перед соотечественниками, положительными и отрицательными перспективами в карьере. В постели она больше не царапалась и не кусалась, а лишь пассивно уступала его домогательствам, выполняя обязанности супруги. Несмотря на уменьшение бытового травматизма, эти перемены едва ли доставляли Воронову большую радость. Вскоре она вовсе перестала допускать его до себя...

Параллельно велась осада Жан-Поля, и когда она стала приносить первые плоды в виде приглашений в ресторан и на загородную виллу, из общения Елены с мужем начисто исчезли всякого рода объяснения и оправдания с ее стороны, остался один шантаж. Оправдываться и объясняться приходилось уже ему, тем более что оснований для претензий с каждым днем прибывало. Воронов стремительно терял лицо, и Елена с гордостью осознавала, что происходит это исключительно ее стараниями. Она сумела настолько вознести его в его же глазах, что падение совершилось быстро и необратимо.