которое никогда не написала бы. Я говорила Флинту, как скучаю, как тревожусь за него,
как надеюсь, что он вернется весной. И о том, что мне было одиноко без него, хоть у меня
и было задание. И о том, как простила его за то, что ему приходится делать. Как надеялась,
что скоро наступит день, когда ему не нужно будет слушаться Кельдека.
Тали тоже не спала и не успокаивалась. Она ворочалась, сбрасывала одеяло и
укутывалась в него, била подушку. Я знала, что лучше не трогать ее.
А она вдруг сказала:
- Нерин?
- Ммм?
- Плохой сон был днем?
- Не хочу говорить об этом.
Пауза. А потом:
- Тебе снится он, да? Флинт?
Она была догадлива.
- Угу.
- Ты скучаешь.
- Я не хочу говорить об этом, Тали, - ни с кем, и не с ней.
- Реган сказал, что твои сны могут быть полезными, если там то, что делает Флинт.
Вы близки, Флинт – целитель разума, управляющий чужими снами, и мы думали об этом.
Ты можешь рассказывать нам о снах.
Я приподнялась на локте, чтобы посмотреть на нее. Она лежала ровно, волосы были
темной кляксой на подушке, кольца и завитки тату окутывали ее тонкое тело загадкой. Я
хотела спросить ее о них, ведь они были сделаны тщательно, умело. И совпадали с тату ее
брата. Я бы хотела знать их историю. Но люди редко рассказывали о прошлом, о семьях, о
доме, об оставленных любимых. В Тенепаде это оставляли на будущее.
- В этом нет пользы, - сказала я. – Я вижу отрывки, не успеваю понять, что творится.
- Больше отрывка было, раз ты побежала в уборную.
Я промолчала.
- Сны скорее проклятие, чем радость, раз они так тебя тревожат.
Я мешкала. В тишине комнаты, где спали остальные, было проще говорить правду.
- Порой да. Но я не хочу быть без них. Даже если Флинт в беде или делает то, что я
ненавижу, это лучше, чем вообще не видеть его. До весны далеко. А он может и не прийти.
Молчание.
- Я не забыла, что ты сказала насчет близости, - решила добавить я. – Мы с ним
друзья. Мы долго шли вместе. Сны с ним дают мне надежду.
- Глупая ты, - сказала Тали. – Надеешься на любовь и счастливый конец? А если твои
сны покажут, что Флинта пытают, заставляют выдать тайны королю, или как Флинт с
Силовиками сметают деревню, сжигают все из-за Сбора?
- В прошлом сне он исполнял порабощение, на него смотрели, - тихо сказала я, хотя
от ее слов выступили злые слезы. – Бабушка пострадала от неправильного порабощения.
Она потеряла разум. Мне стало плохо от сна. Но у меня есть надежда, Тали. Мне нужно
верить, что счастливый конец возможен для меня и Флинта, для всех нас. Если люди не
могут думать о лучшем, если не могут представить будущего, где у них есть семья и дети,
огород и общение без страха, то в свободе появляется смысл. Ты так не думаешь?
Тали села.
- Конечно, народ хочет изменившийся мир, - сказала она, пристально глядя на меня.
– Конечно, они хотят жить без постоянной необходимости оглядываться через плечо,
боязни получить нож в ребра. Но сражение будет долгим, люди умрут. Ты должна
понимать, Нерин. Ты видела, что случилось с Гарвеном. Ты видела, что в тот раз погибли
шесть наших бойцов. Ты слышала, что Гова и Арденн погибли, неся новости с севера.
Здесь не нужны мечты о любви. Злость толкает человека вперед. Ярость заставляет
сражаться, пока можешь держать нож. В нашем мире нет места любви.
- Тише! – проворчала Сула, что лежала рядом с Тали. – Некоторые хотят спать.
- Спокойной ночи, Тали, - выдавила я, хотя ее последние слова напугали меня.
- Ночи, - пауза. – Ты хорошо справляешься.
Этого я не ожидала.
- Спасибо, - сказала я.
- Тише, - прорычала Сула, накрыв голову подушкой.
- Прости, - я закрыла глаза.
Глава третья:
Утро середины зимы, и никого на лестнице. Пещера была темной, солнце снаружи
пыталось пробиться сквозь тучи. Было сложно поверить, что еще год назад отец был жив,
и мы терпели холод в дороге. В середине зимы мы прятались в заброшенной постройке, а
потом под шалашом из веток. Я пошла наверх, стараясь шагать бодро, как того требовала
Тали, и говорила при этом себе, что никогда не забуду, как мне повезло добраться до
Тенепада.
Я пришла к вершине лестницы, тяжело дыша. Тали нравилось, когда мы сразу
спускались, если могли, но сегодня я отправилась к утесу. Света почти не было. Дождь
падал занавесью, покачивающейся туда-сюда. Я была не первой здесь. У каменной стены
стоял Реган, смотрел на север через водную вуаль, его руки были сложены в молитве.
Я бы попятилась, не желая перебивать его, но Реган сказал:
- Такой важный день. Середина зимы, наша первая встреча с Народцем внизу.
Важный этап нашего пути. Побудешь со мной? – я встала рядом с ним, понимая, что
весьма значимо, что из тьмы зимы всегда пробивался свет весной.
- Поднимайся, брат-солнце! – голос Регана был сильным, в нем не было ни следа
неуверенности. – Вскинь свой пылающий факел! Прогони тени. Шагай вперед свободно,
ведь ты юн, веди нас к новому дню. Прощай, тьма. Слава свету!
- Слава свету! – повторила я. Волнующие слова подходили не только для праздника,