Поляков

Или вот на «КамАЗах» стало вываливаться стекло — если конкретно, то заднее стекло кабины. Нас обвиняли в том, что мы сделали нежёсткий кузов. Мы снова начали рыть землю, и оказалось, что на этих грузовиках на непозволительных скоростях гоняли по всяким ухабам — это ведь скоростные машины, что могли ехать очень быстро».

«Я вот что хочу сказать, — Гируцкий выделил голосом эту мысль, — у Полякова любой вопрос получал очень серьёзную и глубокую проработку».

Если оказывалось, что машина на испытаниях не достигает каких-то параметров, то прямо на стол Полякову ложился протокол испытаний на полигоне НАМИ в городе Дмитрове. На этом центральном автополигоне проводились испытания всех машин, и для этого был разработан специальный протокол с красной полосой. Красная полоса означала несоответствие показанных характеристик заявленным.

На совещание к Полякову приглашались автостроители и испытатели НАМИ в качестве третейского судьи, и начинался тщательный разбор. Пока не исчезнет со служебных документов эта красная черта — никто не успокоится.

«Ведь Поляков знал жизнь отрасли изнутри — от конструкции до инженерных решений. Это позволяло ему вникать в мельчайшие детали» — и в этих последних фразах Гируцкий почти слово в слово повторил то, что говорили о Полякове работники министерства.

Я спросил у людей, что ходили тогда на совещания в министерство, об одной легенде. В легенду я не очень верил, но спросить было нужно. И вот, собравшись с духом, я задал вопрос:

— А правда ли, что у Полякова кто-то умер от инфаркта прямо на совещании?

Я задавал этот вопрос, чувствуя неловкость, потому что это бродячий сюжет: суровый министр и маленький чиновник перед ним. Чиновник боится, это почти чеховский герой, что умирает от ужаса. Эту историю рассказывают по-разному: одни с вульгарным социологизмом, обличая социальный строй (так, кстати, описывали раннего Чехова), другие — осуждая бесчеловечность начальства, третьи — издеваясь над чиновным страхом. Всё это я успевал продумать, не говоря ничего, но в этот момент мне ответили. Знающие люди сказали спокойно: «Нет, это не легенда, это конкретный случай. С директором завода… Кажется из Минска. Хотя это могло быть совпадением — у Полякова на совещаниях было, конечно, очень тяжело».

Можно представить себе безжалостный разнос Полякова, о выражениях и тоне которого уже был наслышан. Причём и жизненный опыт недавних поколений говорил о том, что если начальство орёт и матерится, то пик беды миновал, нужно перетерпеть — и всё. Другое дело, когда с тобой говорят вежливо и холодно. Чёрная туча позора сгущается над твоей головой, и спасения нет. Многие очевидцы с некоторой дрожью говорят об особом жесте Виктора Полякова, когда рука шла вниз и когда глаза становились совершенно стеклянными. Он начинал краснеть и резко произносил: «Вы не готовы!» Это уже не властное «Короче!» и не требовательное «Мыслей, мыслей давайте!». После этого не требовал, как говорили мемуаристы, никаких дополнительных объяснений, это было клеймо: «С вами всё ясно».

Я представил себе вжавшегося в стул немолодого человека, его сбитый галстук, и стало мне тяжело и тоскливо. Да, это было иное время, и сталинские кадры помнили другой уровень ответственности. Многие из руководителей помнили войну и самоотречение военных лет. Но это была неполная картина, ведь к тому моменту я прекрасно понимал, как выглядели совещания у некоторых новых русских руководителей. После них никто не ждал выговора по партийной линии, не боялся, что к подъезду подрулит чёрная «эмка» — стильная машина Горьковского автозавода, и двое в гимнастёрках начнут подниматься по лестнице. Так было бы в тридцатые.

Чем интересна биография Виктора Николаевича Полякова, так это ещё и тем, что в ней отражаются методы руководства страной и в стране. Они неоднозначны, есть среди них то, что вызывает сейчас укол упущенной выгоды, — решения, обошедшиеся стране дорого. А есть удивительно верные и точные решения, что вдруг заставляли шестерёнки механизма крутиться должным образом. Усилия миллионов людей вдруг сдвигали с места дело. Начиналось новое, и создатели механизма, казалось, сами не верили, что у них действительно всё получилось.

Другие очевидцы из сторонних организаций вспоминали совещания в министерстве так: «Я был на многих совещаниях, и я был завотделом, а по долгу службы попадал на них уже будучи замдиректора. Во-первых, сама атмосфера — вы сидите несколько часов, и, для того чтобы там высидеть, нужно быть просто очень здоровым человеком.

А Виктор Николаевич сидит и через каждые два часа глотает такую здоровую белую таблетку. И продолжает работать в том же ключе. То есть он подпитывал себя какой-то медицинской силой, уже в добавление к собственному жизненному упорству».