Поляков

Началось действительно новое время, одна из загадочных точек на линии политико-экономической истории СССР, так называемые «косыгинские реформы».

Их история сложна и противоречива — перемены были неровны по отраслям и регионам, малина мешалась со смертью, как немец с русским в известной пословице.

Но об этом — другая история.

Глава восьмая

НОВОЕ ВРЕМЯ —

РАБОТА И БЛАГОСОСТОЯНИЕ

Обогащайтесь!

Николай Бухарин

Звезда Полякова взошла именно во времена так называемых «косыгинских реформ».

Исследователи спорят, как отсчитывать их время: с сентября ли 1965 года, то есть с выступления Косыгина на пленуме ЦК КПСС, или надо считать с выступления Подгорного годом раньше, когда он объявил о слиянии промышленных и сельских парторганизаций? Что считать временем окончания этих реформ? (При том, что все исследователи сходятся во мнении, что реформы не были окончены, то есть не реализованы до конца.)

В истории этих преобразований выделяют три основных периода: первый — начавшаяся ещё при Хрущёве подготовка кадров и разработка самих экономических преобразований вплоть до 1965 года; второй — с сентября 1965-го по август 1968 года, то время, когда экономическое реформирование поддерживалось руководством страны, реформы были приняты обществом и развивались — вплоть до того момента, когда события в Чехословакии показали: экономическое реформирование неотделимо от политического, какие бы усилия к такому разделению ни прилагались.

Суть косыгинской реформы свелась к некоторому (очень незначительному) расширению хозяйственной самостоятельности предприятий. Предполагалось, что государство, разрешающее хозяйственникам оставлять в своём распоряжении часть заработанных денег, получит в ответ повышение производительности труда, рост качества и увеличение выпуска продукции, особенно той, которая необходима для повышения жизненного уровня населения.

При этом государство отказывалось не только от либерализации ценообразования, ставшей камнем преткновения для многих реформаторов из Восточной Европы, но даже от ликвидации системы централизованного планирования. Косыгинская реформа была несравнимо более робкой, чем те преобразования, которые допускали у себя Тито, Дубчек и Кадар.

Примеры югославских преобразований, реформы в Венгрии и чехословацкий «социализм с человеческим лицом» показали, что одна реформа по цепочке влечёт за собой следующую, и так до бесконечности. Только это, конечно, не бесконечность, здесь жизнь далека от математики. Это просто возникновение другой общественно-политической формации. Поэтому после Пражской весны образца 1968 года кончилась и страсть к реформированию. Николай Иванович Рыжков, бывший Председатель Совета Министров СССР, в своей книге «Десять лет великих потрясений» писал: «Реформу начали откровенно и резко скручивать в конце 60-х. Опять-таки внизу, на производстве, это чувствовалось особенно отчётливо и вольно: только вздохнули, как кислород вновь перекрывают… Те, кто сразу усмотрел в экономических преобразованиях угрозу политической стабильности, только повода дожидались, чтобы эту реформу придушить. И повод подоспел. Весна 68-го, пражская весна, не на шутку перепугала столпов и охранителей догматической идеологии»^{52}

. Уже на декабрьском (1969) пленуме ЦК КПСС прозвучали старые речевые обороты. Партия оперировала всё теми же требованиями «использовать резервы производства», «усилить дисциплину», «ужесточить режим экономии». То есть экономическая стимуляция опять сменялась иерархическим подчинением в рамках командно-административной системы.

Третья стадия реформ, впрочем, продолжалась до начала 1974 года, пока они, наконец, окончательно не потеряли поддержку высшего руководства страны. В то самое время, когда происходил косыгинский эксперимент, в Западной Сибири был разведан целый комплекс нефтегазовых месторождений. Это были не просто точечные источники, а целые нефтегазовые провинции. Теперь можно было несколько лет, а то и десятилетий, легко латать любые дыры в экономике. За десять лет, с 1970 по 1980 год, когда полным ходом вводились в эксплуатацию новые месторождения, добыча нефти в Западной Сибири выросла с 31 миллиона до 312 миллионов тонн, добыча газа за этот срок — с 9,5 миллиарда до 156 миллиардов кубических метров^{53}. Нефть и газ легко конвертировались в доллары, доллары превращались в оборудование и продовольствие, и не было в этой цепочке места совершенствованию производства — зачем оно, когда недостающее можно докупить за границей, не изменяя текущего уклада жизни.

Наступило, наконец, постепенное выхолащивание реформ одновременно с общим подорожанием нефти на мировом рынке, и валютный поток окончательно смыл все экономические конструкции и идеи реформирования экономики по-советски.

И вот в наше повествование снова вторгается образ Косыгина как двойника Полякова, образца для уже ставшего известным автомобилестроителя.