Составив из листков с записями женский силуэт, величиной в собственный рост, она легла рядом и принялась за мысленный диалог с бумажной «женщиной». Это было невозможно объяснить, но, несмотря на тот факт, что вопрос о поимке Шифровальщика был практически решен, Александру что-то в этой истории смущало – интуиция настойчиво шептала: «Все не так просто…», и детектив всматривалась в силуэт снова и снова, перечитывала написанное, пытаясь ответить на вопрос: что именно ее беспокоит. Ответа не находила, однако чувствовала: дело именно в незнакомке.
Наступила холодная ночь. Александра надела вишневый свитер с высокой горловиной, который ее мать ненавидела настолько, что громко фыркала, стоило дочери в нем появиться и легла обратно. Она никогда не понимала, чем он ей не угодил, но причины ее мало волновали – в нем она чувствовала себя комфортно. Более того, он принадлежал к тем вещам, что Селиверстова приобрела со своей первой зарплаты в органах.
Мать объясняла, что причина кроется именно в этом: она ненавидела работу в полиции, не лучше относилась к тому, что дочь стала детективом, но Александра подобному объяснению не верила. Это же верх глупости! Она спрятала лицо в мелкой вязке, прикрыла глаза. К тому, что люди вокруг уступают в сообразительности и часто в интеллекте, Александра привыкла, но признать, что собственный IQ передался не по наследству была не готова.
Свитер приятно грел, цвет радовал глаз и тоже согревал. Селиверстова перевернулась на живот, и, не спуская глаз с надписей, продолжала думать о каких-то, пока еще иллюзорных несоответствиях.
Последней мыслью перед тем, как погрузиться в сон, было упоминание последнего свидетеля о синих волосах. Потом детектив крепко заснула, так и не успев понять, почему именно этот факт так ее встревожил.
А на следующий день Шифровальщика взяли. По дружбе и за неоднократное оказание помощи следствию, следователь дал согласие на присутствие Александры во время допроса, правда только за зеркальной стеной, но она была бесконечно рада и этому: увидеть убийцу и проверить собственную интуицию Селиверстова хотела с того самого момента, как получила от Бриза первый шифр.
Егор Петров, он же Шифровальщик оказался невысоким щуплым мужчиной двадцати трех лет. Его волосы на самом деле были синими и блестели так, будто их обладатель использовал профессиональные средства по уходу. Впрочем, этого никто не исключал: криминалисты все еще находились в квартире и о своих находках пока не сообщали.
Глядя на резкие перемены, происходящие с преступником при тех ли иных вопросах, Селиверстова вспоминала себя в подростковом возрасте. Тогда ей казалось, что она может быть опасна для общества, так порой хотелось избить собственную одноклассницу, смеющуюся над ней, знающей некоторые предметы не хуже, а то и лучше преподавателей. А мысли, возникающие при взгляде на тот или иной цвет вообще казались ненормальными. Задумывался ли Шифровальщик о том, насколько его поведение опасно? И когда он понял, что болен? И понял ли? Или в клинике чувствовал себя как на курорте, не осознавая происходящего? Ведь бывает и такое. Иногда он прямо смотрел на следователя и отвечал нормально. Именно так отвечала бы она сама, если бы вдруг пришлось отвечать на подобные вопросы. А иногда… одним выражением лица выдавал свою сущность. Сущность шизофреника.