Полибий и его герои

Римлян Тарн люто ненавидит: «Никакие услуги римской республике… не могли обеспечить искренней дружбы этого безнравственного государства; и никакие эксцессы и несправедливости какого-нибудь правителя Македонской династии (имеются в виду деяния Филиппа, а именно: продажа в рабство фасосцев, киосцев, избиение жителей Маронеи, судьба Абидоса, уничтожение памятников искусства в Пергаме, Аттике и Северной Греции. — Т. Б.) нельзя сравнить с каждодневной практикой этой республики»^{90}. Иными словами, Тарн как раз принадлежит к числу «недобросовестных, вяло сентиментальных и слабоумных людей» и подозревает у Рима расчет, причем, конечно, самый гнусный и безнравственный

^{91}.

Современный исследователь Полибия, Вольбэнк, необычайно увлечен Филиппом Македонским, о котором написал известную книгу. В конце он теряет уже всякую объективность и все неблагоприятные его герою факты без всяких доказательств отбрасывает как ахейскую пропаганду. Он оправдывает все: и политические репрессии, и убийство сына и переселение народов, ибо они якобы сочувствовали римлянам[58].

Выводы довольно естественны. Думаю, не следует удивляться, что Тарн упрекает Полибия в пристрастности к римлянам и в том, что он не любит македонцев, поэтому «его отношение… к Македонии требует постоянных логических поправок со стороны читателя»^{92}

. Между тем Полибий всегда с неизменным восхищением говорит о гениальном Александре и его отце Филиппе. Они были не только велики, но великодушны. Филипп «совершил так много не столько оружьем, сколько обходительностью и мягкостью… Снисходительностью и умеренностью он покорил всех афинян». Он не знал озлобления на войне и, победив, «проявлял милость и великодушие» (V, 10). Сподвижники же обоих царей были таковы, что, описывая их, следует опасаться одного: как бы не впасть в преувеличение, ибо они «обнаружили поистине царственное благородство, самообладание и отвагу» (VIII, 12, 5; 10). На протяжении всей своей книги Полибий не устает напоминать, сколько сделали для Эллады македонские цари.

Но похвалы эти, естественно, кажутся скупыми и холодными влюбленному Тарну.

Вольбэнк же естественно упрекает Полибия в том, что он часто верит ахейской пропаганде и чернит Филиппа. Этого возвышенного человека Полибий не понимал. «Достоверность его сведений обычно ставится высоко… К несчастью, в случае с Филиппом V ему мешает фундаментальное непонимание»^{93}. Кроме того, по его словам, Полибий пристрастен к Риму и яростно нападает на всех его врагов^{94}

. Между тем Полибий часто и порой очень сурово осуждает политику Рима. Он осуждает их действия в Ахайе и Этолии после Персеевой войны, осуждает поведение в Эпире, осуждает несправедливое задержание сирийского царевича Деметрия, осуждает поведение с Евменом, когда они слушали жалобы малоазийских народов на царя, осуждает несправедливые решения всех споров между карфагенянами с Масиниссой в пользу царя (XXVII, 15, 14; XXVIII, 4, 6; XXXI, 10; 12; XXXI, 18; XXXII, 2, 6; XXXII, 20, 6). Он до небес превозносит Гамилькара, самого непримиримого врага Рима, и его сыновей Ганнибала и Гасдрубала, унаследовавших эту фамильную ненависть (например, XI, 2).

Я вовсе не собираюсь в чем-то обвинять этих маститых историков. Я просто думаю, что им не к лицу упрекать Полибия в пристрастности.

У каждого историка есть своя концепция. Полибий же писал историю всемирную. Он собрал огромный материал. Затем стал отбирать наиболее важные и характерные факты. Притом отбирал сурово. Несмотря на просьбы римских друзей, он не увеличил римской части в ущерб остальным. А любой отбор предполагает направление и тенденцию. Да, у Полибия была своя концепция. Он считал, что объединение человечество было благом и еще большим благом было то, что объединил его Рим. Другой вопрос, замалчивает ли историк одни факты, искажает ли другие в угоду своей концепции? Виновен ли в этом Полибий? Вот один пассаж, который, на мой взгляд, помогает ответить на этот вопрос.