Полёт японского журавля. Я русский

– Шучу я. Конечно, взыщем, – сказал Вязов улыбаясь. – Ещё как взыщем. А теперь на ковёр. Заправься, и приведи себя в порядок, разведчик.

Главный сидел за большим столом в облаке табачного дыма, и пересматривал снимки. После каждого снимка, а их было около десятка, он глубоко затягивался папиросой, удивлённо хмыкал, поглядывая на подчинённых.

– Да, дела. Ну что же, коллеги. Будем выяснять. Так сказать, из первых рук хочу услышать.

Михаил без энтузиазма снова начал свой рассказ, стараясь ничего не пропускать. Лев Терентьевич, щуплый на вид, сухой, и очень живой человек, своими пышными седыми и прожженными усами был похож на старого дворового пса. Развалившись в кресле, он внимательно слушал, лишь нервно постукивая карандашом по толстому стеклу, накрывавшему зелёное сукно столешницы.

– Что будем делать, Илья Ильич? – спросил он, поглядывая то на Михаила, то на Вязова. – Китайские товарищи в Москве недвусмысленно намекают, что их человек погиб неслучайно.

– Я понимаю, товарищ…

– Ни хрена ты не понимаешь, – спокойно перебил Лев Терентьевич. – Мне ночью с Москвой разговор держать, что я скажу? Вы хоть это понимаете?

Главный в расстройстве отбросил карандаш, и полез за портсигаром. Молча раскурив очередную беломорину он махнул рукой на стулья. Молчали минут десять. Всё это время Лев Терентьевич пересматривал китайский отчёт и хмурился.

– Но скажи, пожалуйста, столько времени прошло. – Лев Тереньтьевич стал считать на пальцах. – Значит, Пусанская осада когда была? Осенью пятидесятого. Шестнадцатого сентября американцы начали наступление. Потом было отступление, во время которого вы сделали вылазку в Кунсан. Идея правильная, конечно, но это на тот момент. Сейчас это можно рассматривать уже двояко. Наши вышли из Кореи в пятьдесят третьем, летом. Мда. Почти пять лет прошло. Как говориться, преступление без срока давности. А что, Ван Куан Ли. Вы молодец. Такого богатыря завалили, – неожиданно произнёс Лев Тереньтьевич. – Сы Пу очень серьёзный разведчик. Он ещё с японцами воевал. Его послужной список вам и не снился. – Главный в который раз смерил Михаила взглядом и усмехнулся. – Ну и мы, выходит, тоже не лыком шиты оказались. Прямо, как я в свои лучшие годы.

– Я не специально, товарищ полковник. Так получилось.

– Ну да, он первый намахнулся, как говорят у нас в деревнях. Ладно, что умолчал в отчёте, мы за это накажем тебя по всей строгости, а вот что пирс в Кунсане не взорвал, это, слава богу. Гора с плеч. Я так понимаю, что это твоё гуманное решение было, и своевременное, хочу заметить. Хотя, приказ-то ты не выполнил, не выполнил. – Лев Тереньтьевич пристально посмотрел на Михаила, долго выпуская табачный дым: глаза его предельно сузились, после чего заискрились лукавой улыбкой. – И слава богу, Миша! Американцам того и надо сейчас, чтобы крайних да виноватых искать. Сами напакостили, а вину на нас хотят повесить, всех собак, так сказать, собрать в кучу. Тут ещё этого пирса не хватало. Дело в том, что сухогруз тот, что японскими беженцами был набит, при выходе из бухты на мине подорвался. Спаслись единицы. Так-то, мои дорогие.

Эта новость ошарашила Михаила. Он хорошо помнил, как едва не угодил на борт этого сухогруза. Вспомнил и толстую японку, которой помог нести вещи до трапа. Это было удивительно, но судьба вновь пронесла его мимо острых уступов и оставила жить.