Полёт пеликана

 И вот я брожу по улицам, стараясь держаться теневой стороны, и с упоением щёлкаю затвором фотоаппарата, снимая местные достопримечательности. Катаясь по городу в автомобиле с никогда не замолкающей Ритой, я многого не замечала, к тому же, как оказалось, в нём есть уйма интересных мест, доступных только пешеходам. Сейчас меня никто не отвлекал и не торопил, и я могу позволить себе сколько угодно любоваться панорамой бухты, замкнутой в изломанное кольцо скал вместе со снующими по воде яхтами и лодками, приседать перед крутыми спусками, чтобы подчеркнуть длину и высоту лестниц, высеченных в цельном камне бог знает сколько веков назад, и шариться между домами в поисках удобного ракурса, чтобы снять величественную панораму Генуэзской крепости, расположенной на самой вершине горы. Я бродила по небольшим площадям, мощённым стёртым до блеска булыжником вокруг великолепных фонтанов, любовалась цветами, украшавшими улицы и наслаждалась одиночеством.

Увлёкшись, я переместилась в бедную часть города, в район, похожий на лабиринт, заключённый между рядами каменных трёх – четырёх этажных домов, спускавшихся к морю извилистым амфитеатром. Улицы были настолько узкими, что казалось, если расправить руки во всю ширь, можно свободно дотянуться от одной её стороны до другой. От выщербленных временем и прогретых жарким средиземноморским солнцем стен и каменной мостовой веяло уютным теплом. И полоска синего неба, перечёркнутая протянутыми через улицу верёвками, и трепещущие паруса разноцветного белья, висевшего на них, и красные черепичные крыши внизу, всё создавало иллюзию, будто ты оказалась в далёком прошлом.

Изначально казалось, что заблудиться между бело – розовыми домами, лепившимися на горе подобно ласточкиным гнёздам, невозможно даже при большом желании. Просто нужно идти всё время вниз, к морю и всё. Но у меня, как всегда, когда я слишком увлекаюсь, всё получалось наоборот. Каждый раз, выходя на перекрёсток, я напоминала себе, что пора возвращаться назад, но, заглянув в соседние улочки, обязательно находила что – то необычное. Понимая, что найти это место в следующий раз уже не получится, невольно меняла курс, и, вместо того, чтобы поворачивать вниз, опять поднималась в гору, размышляя о том, что древних мастеров, украшавших этот город, давно уже нет, а созданные ими шедевры, начиная с небольших статуй и фонтанов, попадавшихся в самых неожиданных местах, до кованных дверных ручек, выполненных в виде разных мифических персонажей, до сих пор живут, сохраняя их имена.

Возле одной из них я задержалась довольно долго. Старая, но довольно крепкая на вид дверь из толстых, продублённых солнцем и ветром досок говорила о бедности скрывавшегося за нею жилища. А вот ручка на ней могла бы занять законное место в любом музее.  Она была сделана в форме головы с выпученными глазами и крючковатым носом, державшей во рту толстое кольцо, используемое вместо звонка. Из – под кольца торчала острая, вытертая до блеска бородка, за которую брались руки входящих. Отсняв её с разных сторон и ракурсов, собралась идти дальше, но желание услышать какой звук издаёт этот раритет оказалось сильнее меня, и я взялась за кольцо. Позади раздались шаги, и я оглянулась. Ко мне приближалась женщина в чёрном одеянии, скорее всего гречанка, несущая на согнутой в локте руке плетёную корзинку, наполненную виноградом и персиками. Проходя мимо дверей, привлёкших моё внимание, она остановилась, достала из корзинки бутылку с молоком и поставила на порог. Взглянув на меня, ткнула в неё пальцем, буркнула что – то невнятное и, покачав головой, пошла дальше. Я пожала плечами, не понимая, что означают её слова, и подождав, пока гречанка отойдёт подальше, приподняла кольцо и резко отпустила. Кольцо оказалось довольно тяжёлым, а щелчок, прозвучавший при ударе о планку, на которой держалась голова, был похож на пистолетный выстрел.

За дверью послышался вздох и недовольное ворчание.  Я понимала, что, по причине скудных знаний греческого языка не смогу объяснить причину, по которой побеспокоила хозяев, и собралась пуститься наутёк, но дверь открылась неожиданно быстро, словно древняя, тоже одетая во всё чёрное старуха, выглянувшая из – за неё, давно стояла с обратной стороны, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Должно быть, я была не первой, кто тревожил её покой подобным образом.