Политическая и военная жизнь Наполеона

Приезд барона Винцента и генерала Нейпперга(21), присланных Австрией в Варшаву, чтобы договариваться о посредничестве, внушил мне справедливые опасения. Я страшился, что она пошлет 150 000 вооруженных посредников на Эльбу: это бы поставило меня в весьма затруднительное положение. Я понял, что слишком облегчил дело моим неприятелям, и не раз раскаивался, что увлекся в эти дальние и не гостеприимные страны и так мало обращал внимания на тех, которые мне советовали противное. Венский кабинет имел в это время более верный и более славный случай восстановить свой перевес, нежели в 1813 году. Он не умел этим воспользоваться, и моя твердость спасла меня.

Даже Испания, на которую я так полагался, дала мне понятие об опасности, которой я подвергался в то самое время, как я громил при Иене прусскую армию, эта держава угрожала разорвать союз со мною. Мадридский кабинет, раздраженный продажей американцам Луизианы и предложением уступки Балеарских островов взамен Сицилии, тем более был не расположен ко мне, что сражение при Трафальгаре давало мало надежды на выгоды нашего союза. Князь мира (Годой), упрекаемый в упадке испанской торговли, страдавшей от закрытия гаваней и прекращения сношений с Америкой, желал переменить политику, чтоб возвратить себе прежнюю народность.

Этот министр, недальновидный, как все временщики, слишком высоко ценил могущество Пруссии: он думал, что если Испания была та же, что во времена Людовика XV, то и Пруссия и Франция не изменились со времен Фридриха. Угрожаемый английской партией, устрашенный отказом России в ратификации договора Убри, и союзом против меня Пруссии, Швеции, России и Англии, уверенный что и Австрия без сомнения не замедлит к нему присоединиться, он полагал, что может разорвать узы, связывавшие его с Францией и таким образом возвратить Испании морскую торговлю, которой ей недоставало. Это было бы в порядке вещей, если бы он постарался переговорами достигнуть нейтралитета; он счел, что гораздо проще воспользоваться затруднительным положением, в котором он полагал меня, и выдать прокламацию или манифест, который, хотя не называл меня, но был слишком явно против меня направлен. Неделю спустя, он узнал о сражении при Иене, вступлении моем в Берлин и разрушении монархии, которую он полагал довольно сильною, чтобы потрясти мое могущество, и поспешил написать испанскому послу, бывшему при прусском дворе, поручая ему стараться укротить мой гнев.

Для доведения затруднительности моего положения до высшей степени, недоставало только, чтоб Австрия объявила войну; она разумеется, имела более к этому причин, нежели Мадридской кабинет, который имел общую со мною выгоду противиться морскому могуществу англичан и спасти от них Америку, на которую они уже в продолжении столетия устремляли свои виды. Венский кабинет, напротив того, не мог не обольститься представлявшимся ему выгодным случаем, для возвращения Италии и восстановления своего могущества в Германии. Он слишком хорошо понимал свои выгоды, и желал этого; но, разделенный во мнениях и удерживаемый партией эрцгерцога Карла, которая опасалась войны, он хотел соблюсти наружные формы, и вместе с тем выиграть переговорами время, чтоб стать на военную ногу и потом уже предложить вооруженное посредничество. Между тем Австрия объявила, что она готова содействовать всеми силами к восстановлению мира.

Я не был так слеп, чтобы позволить Штадиону или Годою провести меня; но моя роль в этих щекотливых обстоятельствах была уже предначертана; следовало скрыть мое негодование перед любимцем Карла IV, и противопоставит смесь твердости и хитрости советникам Франца I. Я тем более был доволен принятым мною намерением, что грозное появление англичан перед Константинополем могло еще более затруднить наше положение, принудив турок к миру с Россией.