Политическая и военная жизнь Наполеона

Хотя со времени происшествий прериаля трое из членов Директории были замещены другими, но не менее того общее мнение о ней не переменилось, и вновь избранные должны были страдать за ошибки своих предшественников, потому что произведенное зло все еще было чувствительно. Следовательно, руководители совещательных собраний могли, наверное, полагать, что никто не подаст голоса в пользу большинства Директории. Триумвират этот не мог ожидать никакой помощи ни вне границ, ни в армиях. Победы Массены в Швейцарии и Брюна в Голландии уравновешивались поражениями итальянской армии, расстройство и слабость которой оставляли почти без прикрытия границу приморских Альп. Исполнение предписанного набора делалось ежедневно затруднительнее: недостаток, которому были преданы в жертву только что сформированные вспомогательные батальоны, не слишком побуждал конскриптов спешить под знамена. Хотя новобранцы и шли в поход, но это вынужденное отправление увеличивало только всеобщее негодование. Патриотический восторг 1792 года исчез вместе с обстоятельствами, его породившими; а действия правительства стремились погасить и последнюю искру его.

Прибавьте к этому, что победы иностранцев раздули опять пламя междоусобной войны в западных департаментах, и что бурные отголоски 1793 года, раздававшиеся в клубе манежа, были некоторым образом причиной восстановления ненавистного закона избрания аманатов между дворянством, родственниками эмигрантов и богатейшими владельцами областей, объявленных преданными королю. Эта бедственная мера не только не привела к желанной цели, но еще сильнее раздула пламя: в Пуату и в Бретани снова начались кровопролития и убийства.

Финансы были расстроены, кредит подорван; слабое вспоможение доставленное вынужденным займом, ничего не исправило, и эти ненавистная мера возбудила только всеобщее негодование, не покрыв недоимка финансов.

Слабость правительства и ошибочные постановления его равно содействовали к падению Франции. Я опять нашел в ней полное безначалие. Всякий хотел спасать отечество и предлагал свои планы. Мне сообщали их, и я скоро заметил, что при всех этих предположениях не было ни одного человека, способного счастливо исполнить их и дать им соответственное направление. Итак, я должен был сделаться опорой для всех, почитавших перемену во Франции необходимой. Они все надеялись на меня, потому что им был нужен меч. Я же ни на кого не надеялся, и потому ничто не препятствовало мне избрать тот план, который наиболее согласовался с моими собственными видами.

Счастье вручало мне кормило правления. Мне было назначено быть не предводителем переворота: эта роль была уже мала для меня; но полным распорядителем, властелином его. Мне предстояло решить будущую судьбу Франции, а может быть и всей вселенной.

Правление директории клонилось к концу. Ее должно было заменить грозной, внушающей уважение властью, а для этого необходима была слава военная. Директория могла быть замещена только мной или анархией. Франция не могла колебаться в этом выборе, и я должен был покориться общественному мнению.

Республиканцы, принявшие меня сначала с восторгом, скоро сделались ко мне недоверчивее. Они замечали начала диктатуры во власти, которую мне хотели вверить, и составили партию против меня. Самое присутствие Сийеса не могло их успокоить. Хотя он взял на себя начертать конституцию; но якобинцы более страшились моего меча, нежели надеялась на расчетливое перо бывшего аббата.

Тогда все партии собрались под двумя знаменами: на одной стороне были республиканцы, сопротивлявшиеся моему возвышению, на другой вся Франция, желавшая его. Однако же государственный удар и действие штыков были необходимы для произведения переворота 18-го брюмера. Я надеялся некоторое время, что нам удастся совершить его, не прибегая к крайним мерам. Знак к началу был подан в совете старейшин, где мы имели на своей стороне всех умеренных и образованнейших людей, уступчивых и гибких честолюбцев, и наконец, нескольких ученых законодателей, настоящих алхимиков политики, искавших совершенного равновесия властей в государстве, как философского камня. Но, ожидая сильной оппозиции, мы согласились со смотрителями определенной для заседания залы, принадлежавшими также к заговору, назначить 18-го брюмера (9-го ноября) чрезвычайное собрание в 8 часов утра, соблюдая притом ту предосторожность, чтобы члены, могущие более прочих восстановить против нас мнение своих товарищей, были уведомлены об этом несколько позже. Как только собралось достаточное большинство в 150 членов, тотчас же положено было перевести совещательные собрания в Сен-Клу, где они были более безопасны от демагогов и приверженцев Директории, если бы те или другие покусились привлечь на свою сторону жителей столицы. Вместе с тем мне было поручено главное начальство над войсками и дана необходимая власть, чтобы выполнить это перемещение и обеспечить безопасность как общественную, так и совещательных собраний.