Полицейский и философы

Толстяк продолжал заниматься тем, что делал раньше: лить лавандовую воду на ладони и освежать себе лицо и шею.

— Люси Эксел… Как же, как же, прекрасно помню. Она работала кассиршей и ушла от нас года два назад, так как вышла замуж.

— Спасибо, сэр, — воспитанно поблагодарил Йеллинг. — И сколько же времени она у вас прослужила?

— Точно не помню, но, думаю, года два или три. Могу посмотреть в архиве.

— Нет, нет, не беспокойтесь… Благодарю вас, вполне достаточно… И еще мне хотелось бы задать один вопрос… деликатного свойства. Как она вела себя в вашем заведении?

Директор взглянул на него с улыбкой.

— Нам абсолютно наплевать, как ведут себя девушки. Лишь бы не сперли из кассы выручку. Поэтому они у нас сидят под замком в своих коробочках. Понимаете, к концу вечера у них на руках оказываются тысячи долларов. Раньше они совали деньги какому-нибудь типу, который выдавал себя за посетителя, а потом говорили, что их обокрали. Теперь этого не случится. Теперь мы производим контроль и снимаем кассу каждый час.

Все это ни капельки не интересовало Артура Йеллинга, его интересовало совершенно другое, но он терпеливо слушал.

— Но ведь мисс Эксел никогда не подозревали ни в чем подобном, не так ли?

— Никогда. И ни в чем остальном, — добавил он,

продолжая тереть лицо и шею ладонями, смоченными лавандой. — Вокруг кассирш вечно вьются ухажеры, но Люси всегда умела от них вовремя избавиться.

Йеллинг робко вытянул шею, как инстинктивно делал, когда хотел задать какой-нибудь нескромный вопрос.

— А не было ли среди них кого-нибудь, кому больше повезло? — спросил» он. — Если не ошибаюсь, я слышал о каком-то Пэддере или Пэттере…

— Ах, ну Пэддер — это совсем другое дело, — ответил толстяк. Он перестал освежать лицо и закурил толстую сигару. — Пэддер для Люси что-то вроде отца. Это он несколько лет назад устроил ее сюда на работу. Он знал, что дома ей живется несладко, и хотел помочь ей стать самостоятельной. Кстати, интересно, куда подевался этот старый чудак? Вот уже два или три вечера, как я его не вижу, а он всегда пунктуален, как смерть…

— Разве мистер Пэддер приходит сюда каждый вечер?

— Каждый вечер — так же неизменно, как заходит солнце.

— А вы не знаете, как он познакомился с мисс Эксел?

Толстяк был человек терпеливый, и эти нескончаемые вопросы не вызывали у него раздражения. Он выпустил из носа два-три смертоносных облака дыма и ответил:

— По-моему, в Доме призрения. Он его патрон. С виду обыкновенный старичок, как все остальные, а на самом деле занимается настоящей благотворительностью, причем тайком. Люси находилась в этом жалком приюте с самого рождения, брошенная или почти что совсем брошенная своими родными, а он ее оттуда вытащил… — Он положил сигару в пепельницу и, не скрывая любопытства, спросил: — А почему все это может интересовать полицию? Она что-нибудь такое натворила?

— Она исчезла, — коротко ответил Йеллинг.

— Как так — исчезла?

— Ушла позавчера вечером из дома своего мужа и больше не возвращалась, — пояснил Йеллинг.

— Вот черт… — проговорил толстяк, но больше для порядка, уже без всякого интереса. — Вы хотите еще о чем-нибудь спросить?

Артур Йеллинг Поднялся.

— Простите, но мне хотелось бы знать, где найти этого мистера Пэддера…

— У меня нет под рукой его адреса, — ответил директор, которому каждое движение, несомненно, стоило пота и крови. — Поглядите в телефонном справочнике…

— Пэддер?

— Да нет! Пэддер — это прозвище. Патрик Жеро.

— Как вы сказали?

— Патрик. Патрик Жеро.

Артур Йеллинг порылся в памяти. Эту фамилию он уже слышал. Он не помнил, где и когда, но она была ему знакома. Он вышел из закутка директора, пытаясь вспомнить, возвратился на работу по раскаленным зноем улицам, погружая ботинки в расплавленный асфальт, и все с одной мыслью: Патрик Жеро, Патрик Жеро…

Из своего кабинета он позвонил Сандеру.

— Скажите, пожалуйста, вам что-нибудь говорит имя Патрик Жеро? У меня эта фамилия сидит в голове, но никак не могу вспомнить, где ее слышал…

— Вы встречали ее в газетах, — сразу ответил Сандер. — Сейчас я вам пришлю одну из газет, где о нем пишут. Уделяйте больше внимания нашей прессе, дорогой Йеллинг!

Ровно в восемь Оливер Стив вновь появился в кабинете Йеллинга. За окном пылал багровый закат. Из распахнутых окон лился мягкий, густой свет и слышался оглушающий щебет птиц, затерявшихся в каменных джунглях города. Йеллинг погрузился в это море света и вечернего тепла, словно в волны поэзии, когда его вернула к реальной жизни внезапно появившаяся перед ним грубая, будто вырубленная топором физиономия Оливера Стива, в выражении которой абсолютно не было ничего поэтического.

— Добрый вечер, мистер Стив, очень сожалею, что вам пришлось вновь побеспокоиться… Присаживайтесь.

Оливер Стив, не отвечая, опустился на стул. Йеллинг, чтобы выиграть время, сделал вид, что кладет на место бумаги, потом достал из ящика стола газету.

— Вы читаете газеты? — робко спросил он.

— Изредка.

Йеллинг развернул газету, которую вынул из стола, и не спеша пробежал глазами заголовки на одной из внутренних страниц.