Полиция

Беата немного подождала, пока звук шагов женщины не стих внутри квартиры, а потом нажала на ручку двери и открыла ее.

На крючках в коридоре висела одежда и пластиковые пакеты. Всегда эти пакеты. Почему у наркоманов всегда полно пластиковых пакетов? Почему они упорствуют в том, чтобы все их пожитки складировались, хранились и перевозились в самой хрупкой и ненадежной упаковке? Почему они крадут мопеды, вешалки и чайные сервизы, что угодно, только не чемоданы и не сумки?

В квартире было грязно, но все же не так, как в большинстве наркоманских притонов, которые видела Катрина. Возможно, хозяйка дома, Ирья, установила определенные границы и следила за своей квартирой. Катрина исходила из того, что Ирья живет одна. Она проследовала в гостиную вслед за Беатой. На старом, но целом диване лежал мужчина и спал. Наверняка под кайфом. Пахло потом, куревом, деревом, пропитанным пивом, и еще чем-то сладковатым, что Катрина не могла да и не хотела определять. Вдоль стены стояли непременные атрибуты притона в виде украденных вещей, таких как стопки детских досок для серфинга. Каждая из них была упакована в прозрачный пластик, на всех была изображена акула с открытой пастью, а на конце нарисованы черные следы от ее укусов, как будто акула откусила кусочек доски. Одному богу известно, как они собирались продавать все это.

Беата и Катрина прошли дальше в кухню, где Ирья, сидя за маленьким столиком, крутила самокрутку. Стол был покрыт маленькой скатертью, а на подоконнике стояла сахарница, из которой торчали искусственные цветы.

Катрина и Беата уселись напротив нее.

— Они ездят не переставая, — сказала Ирья, кивнув на оживленную улицу Уэланн за окном. Голос ее обладал скрипучей хрипотцой, как и ожидала Катрина, увидев квартиру и лицо старушки тридцати с небольшим лет. — Ездят и ездят. Куда они все едут?

— Домой, — предположила Беата. — Или из дома.

Ирья пожала плечами.

— Вы ведь тоже не дома, — сказала Катрина. — Адрес в Регистре населения…

— Я продала свой дом, — ответила Ирья. — Он достался мне по наследству. Он был слишком большим. Слишком…

Она высунула сухой белый язык и провела им по бумаге для самокруток, а тем временем Катрина про себя закончила за нее: «Слишком велико было искушение продать его, потому что социального пособия уже не хватало на наркотики».

— Слишком много плохих воспоминаний, — закончила Ирья.

— Каких воспоминаний? — спросила Беата, и Катрина поежилась.

Беата была криминалистом, а не специалистом по ведению допросов, и сейчас она задала слишком всеобъемлющий вопрос, попросила рассказать обо всей жизненной трагедии. А никто не умеет рассказывать так основательно и долго, как наркоман, испытывающий сострадание к самому себе.

— О Валентине.

Катрина выпрямилась. Возможно, Беата все-таки знает, что делает.

— Что он сделал?

Ирья снова пожала плечами:

— Он снимал квартиру в цокольном этаже. Он… был там.

— Был там?

— Вы не знаете Валентина. Он другой. Он… — Она постукивала по самокрутке, не прикуривая. — Он…

Постукивала и постукивала.

— Он был сумасшедшим? — предположила Катрина нетерпеливо.

— Нет! — Ирья яростно отбросила зажигалку.

Катрина выругалась про себя. Теперь она повела себя как любитель, задав наводящий вопрос, оборвавший поток информации, которую они могли бы получить.

— Все говорят, что Валентин был сумасшедшим! Он не такой! Просто он делает что-то… — Она посмотрела в окно на улицу. Голос ее стал тише. — Он делает что-то с воздухом. Люди его боятся.

— Он бил вас? — спросила Беата.

Еще один наводящий вопрос. Катрина попробовала поймать взгляд Беаты.

— Нет, — ответила Ирья. — Он не бил. Он душил меня, если я ему перечила. Он был таким сильным, мог взять меня за горло одной рукой, сжать ее и держать так, пока все не начинало кружиться у меня перед глазами. Эту руку невозможно было разжать.

Катрина подумала, что улыбка, расползшаяся по лицу Ирьи, чем-то сродни черному юмору. Пока Ирья не продолжила:

— Но самое странное, что я от этого тащилась. И возбуждалась.

Лицо Катрины исказилось непроизвольной гримасой. Она читала, что недостаток кислорода в мозге способен оказывать на некоторых такое воздействие, но чтобы по отношению к насильнику?..

— А потом вы занимались сексом? — спросила Беата.

Она наклонилась и подняла с пола зажигалку, зажгла огонь и протянула Ирье. Ирья спешно зажала самокрутку губами, втянула в себя непослушное пламя, выпустила облако дыма, откинулась на стуле и словно сложилась, как будто тело ее было мешком с вакуумом, в котором сигарета только что прожгла дыру.

— Он не всегда хотел трахаться, — сказала Ирья. — Тогда он уходил. А я сидела и ждала, надеялась, что он скоро вернется.

Катрине пришлось собраться, чтобы не фыркнуть или каким-либо другим способом не выдать своего презрения.

— А что он делал, когда уходил?

— Не знаю. Он ничего не рассказывал, а я… — Она снова пожала плечами.

«Пожатие плечами — это ее отношение к жизни, — подумала Катрина. — Смирение в качестве болеутоляющего».

— Я не хотела знать, наверное.

Беата кашлянула:

— Вы предоставили ему алиби на те два вечера, когда были убиты девочки. Маридален и…