Полюби незнакомца

Нежные, чуть розоватые лучи зари, разгорающейся на востоке, легко скользнули по поверхности моря, окрасив ослепительно-белую пену в бледно-розовые тона и сделав её похожей на грудку фламинго, и разбудили сердце Леноры, заставив его раскрыться навстречу красоте раннего утра. Небрежно пригладив растрепавшиеся волосы, она вышла на веранду полюбоваться морем. Отсюда оно выглядело ещё более величественно, чем из окон её спальни. Слуги суетились на кухне, готовя завтрак, но весь остальной дом был погружен в тишину, только из спальни Роберта Сомертона доносился оглушительный храп. Она так и продолжала называть его про себя "Робертом" или "мистером Сомертоном". Для Леноры, сколько она ни старалась, было невозможно назвать этого абсолютно чужого для неё человека отцом или каким-нибудь уменьшительным именем, тем более, что она по-прежнему не помнила даже его лица. Он был просто Роберт Сомертон. Из того, что когда-то рассказывал Эштон, она знала, что у её отца тяжелый характер, но его тяга к спиртному явилась для Леноры крайне неприятным сюрпризом. Едва открыв глаза, он требовал кофе, который щедро разбавлял бренди, ну, а потом пил весь день все, что попадалось на глаза.

Порыв свежего морского ветра подхватил её белый пеньюар, заставив легкую ткань облепить её с головы до ног. Ленора вдохнула полной грудью соленый воздух, наслаждаясь утренней свежестью. Хотя с её приезда прошло чуть меньше двух недель, ей казалось, что миновала вечность с тех пор, как она покинула Белль Шен и поселилась в этом доме на берегу моря. Несколько дней ей пришлось провести в постели, балансируя на грани бреда, но наконец лихорадка оставила её. Ленора понемногу оправилась и начала знакомиться с домом и с теми, кто жил здесь, с его живописными окрестностями. Очень скоро она убедилась, что когда-то любила этот дом, ей было тут хорошо. Она помнила в нем каждый уголок, каждую складку на шторах и драпировках, каждое дерево, что заглядывали в окна и клали ей на подоконник пышные зеленые ветки. А она помнила их в роскошном осеннем убранстве или голыми, дрожащими от зимней стужи. Даже мерный рокот набегающих волн океана был ей хорошо знаком, она всегда любила слушать его, следя за полетом беспокойных чаек, что суетливо сновали над берегом, то и дело с оглушительным криком падающих прямо на скалы, чтобы подобрать мелкую рыбешку. Ей нравилось наблюдать за крохотными черными точками возле самого горизонта, нравилось следить, как они все растут, медленно приближаясь к берегу, превращаясь в огромные красавцы-корабли. Они, словно морские птицы, горделиво летели с волны на волну, раздувая ослепительно-белые громады парусов. При их приближении она начинала мечтать, и ей казалось, что она чувствует, как качается нагретая солнцем палуба под босыми ногами и свежий ветер игриво треплет её волосы. Чувствовала она порой, как сзади к ней прижимается мужская грудь, а сильные, загорелые руки ласкают её тело. Увы, мало радости приносили ей эти мечты!

Подавив невольный вздох, Ленора повернулась и вошла в комнату. Последнее время ей стало казаться, что не проходит и дня, чтобы в её снах к ней не вернулось все то же видение. Она с тяжелым сердцем закрывала глаза, не в силах понять, кто же скрывается за каждым услышанным ею словом, за каждой мелькнувшей мыслью. Все было тщетно - не в её силах было утишить мучения исстрадавшейся души.

Снова и снова Ленора подходила к небольшому письменному столу, брала в руки перо - ей хотелось написать Эштону, чтобы снять груз с души, попытавшись объяснить, что толкнуло её уехать. Ах, как бы ей хотелось найти такие слова, написать так убедительно, чтобы она сама поверила в то, что не совершила ошибки, чтобы все её проблемы решились до того, как произойдет катастрофа. Но сколько она не боролась с собой, ни один ясный, убедительный довод так и не пришел ей в голову, и на бумаге так и не появилось ни строчки.

С досадой покачав головой, Ленора откинула голову на спинку стула и попыталась сосредоточиться. Словно непоседливые дети, мысли её разбегались в разные стороны, не желая идти туда, куда ей было нужно. Ленора рассеянно вертела в пальцах перо, любуясь прихотливой игрой света и тени на жемчужно - белой поверхности пера. Перед глазами вновь всплыло лицо мужчины, сильное, прекрасно вылепленное. Оно склонилось к ней, губы раздвинулись в откровенно чувственной улыбке и потянулись к её губам.

- Эштон! - выдохнула она беззвучно, мысли беспорядочным вихрем закружились в голове. Она почти чувствовала, как его горячие ладони скользят вниз, касаясь её платья, комкая его, пробираются к обнаженному телу, чтобы приподнять упругие груди, пока ласковые пальцы нащупывают мигом затвердевшие соски.