Джо превозносил наблюдательность Люси. Что она могла сказать, к примеру, об этих двух женщинах? Они сестры; четыре черных глаза смотрят одинаково тревожно. Обе ожидают услышать что-то страшное. Эта лютая тревога, однако, на мгновение вытесняется острым беспокойством: а пустят ли их вообще в отделение неотложной помощи? Люси послала им ободряющий жест: входите! Входите же! Они вступили в чужой мир и теперь не знали, куда идти дальше — прямо, налево или направо. Они чувствовали, здесь им не место и вот-вот их обнаружат. Люси понравилась одна из них, седая. Другая сама покрасила волосы в черный цвет, какого не найти в природе; а так повязывать шарф ее научила продавщица. Похоже, она не из Нью-Йорка. Женщины отыскали палату, которую только что покинул Бенедикт, и вошли внутрь.
Занавеску перед Деборой и Ширли раздвинула молодая женщина в — как называется эта штука, которой они покрывают голову?
— К вам посетители, — сказала она Сэмми, лежавшему на кровати.
Им пришлось привести лица в порядок, прежде чем войти и поцеловать Сэмми в улыбающуюся половину лица, ту, что была похожа на него прежнего. Другая, левая половина, как-то обвисла. Ширли закрыла рот ладонью.
— Сэмми, милый! — сказала Деб. — Я на тебя сердита! Ну как ты мог пойти на пляж один в пять утра!
— Я пошел не один.
— Что, милый? — Они не разобрали, что он говорит.
— Я пошел не один!
Он покачал головой: «Нет» — это они поняли.
— Пошел, пошел, — повторила Деб. — Я узнавала в Гленшорской больнице, тебя нашли в самом конце пляжа, и ты был один.
— Знаю, — сказал Сэмми, — но в то первое утро, когда я спустился к завтраку, я занял свободное место. Оказалось, это семья. Отец… — Сэм не удержался от смеха. — На нем была… не иначе как мамина белая шляпа с широкими мягкими полями… и он сказал: «Ну-ка все встали!» Ясно дело, ко мне это не относилось, но я пошел следом за малышом, за Чарли. Он упирался и плакал.
Женщины с ужасом слушали бульканье, которое вырывалось из перекошенного рта брата.
— Они отправились туда на весь день, — продолжал Самсон, — с полотенцами, зонтом, мячом, бутербродами. А я забыл свой крем от загара. В детстве я вроде бы всегда обгорал, правда? Конечно же, надо было переворачиваться, я все время думал: надо перевернуться на живот…
— К нему вернется речь? — спросила Дебора женщину в… — хиджаб, вот как это называется.
— Речь на удивление быстро восстанавливается. Только понимать ее непросто — это как найти угол, под которым вы различаете фигуры в голограмме.
— В детстве, — говорил Сэмми, — когда мы ныряли, разве кто-нибудь визжал? Мне понравились Джои и Стейси. Они выбегали из воды и кричали мне «Простите!», если обрызгали. А на Чарли брызгали нарочно, и он плакал.
— Не найдете ли вазу? — Ширли протянула женщине в хиджабе пестрый букет, но та его не взяла.
— Простите, но в отделении неотложной помощи мы не можем заниматься цветами.
— Как это — не можете?
— Ширли, одумайся! — сказала Деб. — Ты говоришь с доктором!
Тут только Ширли заметила стетоскоп вокруг ворота белого халата, но признать, что это ее смутило, не захотела.
— Ну и что такого? — сказала она. — Разве нельзя было просто передать букет какой-нибудь сестре?
— С каких пор ты просишь врачей позаботиться о цветах? — не отставала Деб. Бывают моменты, когда продолжаешь говорить, словно другие в той же комнате из любезности не услышат или не поймут, что речь идет о них.
— Не парься, — это выражение Ширли переняла у внуков.
— Джои и Стейси пошли за мороженым, Чарли дожидаться не стали, и он с плачем побежал за ними. Помнишь, какие ножки были у Стьюи, когда он бегал? Я хотел повернуть голову, посмотреть, как бежит Чарли, — и не смог.
Женщина в хиджабе — в мыслях Ширли она как-то связывалась с ее оплошной просьбой о цветах — похоже, не собиралась уходить. Она стояла у изножья кровати Сэмми и что-то писала на его табличке. Потом сказала:
— Все витальные параметры в порядке.
— Так вы его врач? — спросила Ширли.
— Да, в отделении неотложной помощи. Мы найдем мистеру Горвицу место в нашем Центре престарелых, там он пройдет курс реабилитации.
— Реабилитации? Ну да. И как долго он там пробудет?
— По меньшей мере несколько недель. Конечно, витальные параметры в норме, но учиться ходить и ухаживать за собой ему придется заново. Там и его речью займутся. — Она повернулась к пациенту: — Я еще загляну к вам. А пока пообщайтесь с гостями.
Когда она ушла, Ширли сказала Деб:
— Чего ты добиваешься, когда грубишь врачам Сэмми?
— Врачам? И многим врачам я нагрубила?
— Ты бы не стала просить обычного врача позаботиться о цветах.
Самсон сказал:
— Она еврейка, — а они защебетали:
— Да, да, милый, все в порядке!
И одна взяла одну его руку, другая — другую, и не отпускали.
— Что ты читаешь? — Филлис, сестра с третьего этажа, спросила внучку, которую оставили с ней до вечера.
— Сказку, — ответила девочка.
Филлис велела ей сесть с книжкой на место Бети — та ушла в отделение неотложной помощи опрашивать Иду Фаркаш.
— И о чем сказка?